Дороги в Уэствуде были запружены, и я опоздал. «Единорог» представляет собой рай для самолюбования: за исключением пола, все поверхности здесь зеркальные. Свисающие ветви папоротника, с полдюжины поддельных китайских бумажных фонарей, немного деревянной и латунной отделки, однако квинтэссенцией заведения были зеркала.
Справа находился небольшой ресторан, двадцать столиков, застеленных ярко-зеленым дамастом, слева за дрожащим от размеренного ритма стеклом танцплощадка, где под живую музыку извивались пары. Между ними размещался бар. Даже стойка была покрыта зеркальным стеклом, а под ней можно было увидеть выставку модной обуви.
Полутемный бар был заполнен человеческими телами. Я протиснулся сквозь толпу, окруженный утроенными, учетверенными смеющимися лицами, не в силах разобрать, где реальность, а где отражение. Это была самая настоящая комната смеха, черт побери.
Беверли сидела у стойки рядом с широкоплечим детиной в батнике, который попеременно пытался ухаживать за ней, жадно пил светлое пиво и озирал толпу в поисках более перспективного знакомства. Бев невпопад кивала ему, однако чувствовалось, что мысли ее заняты другим.
Я протолкался и подсел к ней. Она смотрела не отрываясь на высокий стакан, наполовину наполненный пенистой жидкостью ядовито-розового цвета, с обилием засахаренных фруктов и бумажным зонтиком. Ее рука рассеянно крутила зонтик.
– Алекс!
Она была в майке лимонного цвета и атласных спортивных трусах в тон ей. Ноги от лодыжки до колена были заключены в желто-белые гетры в тон кроссовкам. На ней было много косметики и много украшений – на работе и к тому, и к другому она всегда подходила консервативно. Лоб опоясывала блестящая повязка.
– Спасибо, что пришел.
Наклонившись, она поцеловала меня в губы. У нее самой губы были теплые. Детина в батнике встал и ушел.
– Наверное, столик уже готов, – сказала Бев.
– Давай проверим.
Я взял ее за руку, и мы вклинились в волны живой плоти. Множество мужских глаз следили за Бев, но та, похоже, этого не замечала.
В ресторане случилась небольшая заминка, поскольку Бев назвала метрдотелю имя «Люк», а меня об этом не предупредила, но мы все уладили и устроились за столиком в углу.
– Проклятие! – пробормотала Бев. – Все мое веселье осталось в баре.
– Как насчет чашки кофе?
– Ты что, думаешь, я пьяная? – надула губы она.
Язык у нее не заплетался, движения были нормальными. Только зрачки глаз выдавали ее, непрерывно то сужаясь, то расширяясь.
Улыбнувшись, я пожал плечами.
– Ведешь осторожную игру, да? – рассмеялась Бев.
Подозвав официанта, я заказал для себя кофе. Бев выпила бокал белого вина. Казалось, оно не возымело никакого действия. Она держалась как заправская пьяница.
Вернулся официант. Бев предложила мне выбрать первому, пока сама изучала меню. Я остановился на самом простом: салат из шпината и жареная курица, поскольку в модных заведениях кухня, как правило, отвратительная, поэтому я заказал то, что сложно испортить.
Бев еще долго изучала меню, словно это был учебник, наконец радостно подняла голову.
– Я возьму артишоки, – сказала она.
– Горячие или холодные, мэм?
– Мм… холодные.
Записав, официант выжидающе посмотрел на нее. Бев молчала, и тогда он спросил, что еще она будет.
– Это… все.
Покачав головой, официант удалился.
– Я ем много артишоков, потому что, когда бегаешь, теряешь натрий, а в артишоках много натрия.
– Точно.
– На десерт я возьму что-нибудь с бананами, потому что бананы богаты калием. Вместе с натрием организм для равновесия должен получать и калий.
Я знал Беверли как уравновешенную молодую женщину, может быть, чересчур строго относящуюся к себе и склонную к самобичеванию. Сидящая напротив подвыпившая шлюха была мне совершенно незнакома.
Бев что-то говорила о беговых марафонах до тех пор, пока не подали еду. Когда перед ней поставили тарелку с артишоками, она сначала недоуменно уставилась на них, затем начала аккуратно отщипывать лепестки.
Мое блюдо оказалось несъедобным – салат скрипел на зубах, курица подгорела. Я принялся возить ее по тарелке, делая вид, будто ем.
Когда Бев наконец полностью распотрошила артишок и, похоже, успокоилась, я спросил, о чем она хотела поговорить.
– Это все очень трудно, Алекс.
– Если не хочешь, можешь ничего не рассказывать.
– Я чувствую себя… предателем.
– По отношению к кому?
– Проклятие! – Она смотрела куда угодно, только не на меня. – Быть может, это все пустяки и я напрасно раскрываю рот, но у меня из головы не выходит Вуди, и я гадаю, как скоро начнутся метастазы – если они уже не начались, – и я хочу что-нибудь сделать, чтобы не чувствовать себя такой беспомощной, черт возьми.
Кивнув, я ждал. Бев поморщилась.
– Оджи Валькруа знаком с той парой из «Прикосновения», которая приходила к Своупам, – наконец сказала она.
– Откуда ты знаешь?
– Я видела, как он разговаривал с ними, обращался к ним по именам, и спросила у него. Он сказал, что один раз бывал у них, ему там показалось очень спокойно.
– Он объяснил почему?
– Просто сказал, что его интересуют альтернативные взгляды, и я знаю, что это действительно так, поскольку в прошлом Оджи рассказывал о том, что знакомился и с другими сектами – саентологами, «Источником жизни»
[25], общиной буддистов в Санта-Барбаре. Он канадец и находит Калифорнию просто фантастической.
– Ты не заметила, между ними был какой-либо тайный сговор?
– Нет, я увидела только, что они знакомы.
– Ты сказала, что Валькруа называл «прикоснувшихся» по именам. Ты их не помнишь?
– Мужчину он называл Гарри или Барри. Имени женщины я не слышала. Ты действительно считаешь, это был какой-то заговор, да?
– Как знать?
Бев поежилась так, словно одежда была слишком тесная. Перехватив взгляд официанта, она заказала банановый ликер. Выпила она его медленно, стараясь показать, что совершенно спокойна, однако на самом деле она была дерганая, возбужденная.
Поставив стакан, Бев украдкой посмотрела на меня.
– Это еще не все, Бев?
Она смущенно кивнула. Когда она заговорила, ее голос прозвучал не громче шепота:
– Наверное, это имеет к делу еще меньшее отношения, но раз уж я начала трепаться, можно выложить всё. У Оджи связь с Ноной Своуп. Не могу точно сказать, когда это началось. Не слишком давно, потому что семья приехала в город всего пару недель назад. – Она принялась нервно теребить салфетку. – Господи, как же дерьмово я себя чувствую! Если бы не Вуди, я бы рта не раскрыла.
