Слушая тренера, я мысленно пыталась поставить себя на ее место и понять, каково это – работать со стаей хищниц, готовых в любой момент разорвать любого соперника? И как это – ежечасно быть сильнее группы, где собраны люди с крайне непростыми характерами и колоссальными амбициями. Покровская словно почувствовала это. Сказала:
– Думаю, в какие-то моменты многим моим спортсменкам кажется, что они меня ненавидят. В этом, впрочем, есть свои плюсы: в спорте многое можно сделать на любви. Но мотивация, замешанная на ненависти к тренеру, бывает еще сильнее.
– То есть вы хотите сказать, что в каких-то ситуациях сознательно добиваетесь того, чтобы вас ненавидели? – не поняла я.
Татьяна кивнула.
– Такое тоже случается. Как и конфликты. Но я работаю с профессионалами, считаю профессионалом себя и давно уже не реагирую на мелочи типа чужого плохого настроения. Рассуждаю иначе: на каждой тренировке мне нужно добиться определенного результата. Я его и добиваюсь, хотя не всегда это происходит быстро. Понятно, что меня, как любого нормального человека, расстраивает, когда спортсменки на меня дуются. Более того, если я понимаю, что кого-то особенно сильно «обидела» на тренировке, всегда стараюсь найти возможность как-то эту обиду смикшировать. С другой стороны, девчонки ведь прекрасно понимают, что я их веду туда, куда, возможно, не приведет никто другой. Через боль, через слезы, через «не хочу», не всегда педагогичными методами, но приведу обязательно.
– Методы и вправду бывают непедагогичными?
– Еще какими! Женщины же. У всех эмоции, у всех капризы, да и я не исключение. Когда девчонки уже заканчивают выступать, они часто вспоминают какие-то ситуации, какие-то мои высказывания и ржут при этом, как умалишенные. А мне каждый раз становится стыдно. Хотя я полностью отдаю себе отчет в том, что в любой из моих групп всегда находятся спортсменки, рост которых произошел исключительно за счет моих сил, моих нервов и моей жесткости. Была, например, девушка, которая вообще ни по каким параметрам не подходила для тех задач, которые нам предстояло решать. Естественно, на тренировках ей доставалось больше других, а сама она наверняка была уверена в том, что я ее просто не люблю и всячески стараюсь сжить со свету.
– Почему тогда вы просто не убрали ее из состава? – поинтересовалась я.
– Потому что у нее за плечами было четыре года тяжелейшей работы. Я считаю, что была обязана дать ей тот результат, к которому она столько времени шла. Это было бы честно. Она же не виновата в том, что ей не хватало здоровья или каких-то иных качеств, которые другим даются от природы. Хотя Татьяну Данченко я, например, в свое время в группу не взяла – из-за слишком маленького роста…
* * *
На следующий день после блистательной во всех смыслах победы Натальи Ищенко и Светланы Ромашиной мы вместе с Данченко смотрели с трибуны групповой финал, и она говорила:
– Ненавижу дни, которые сейчас начнутся. Будут приемы, чествования, премии, подарки, всевозможные приглашения, но все это будет для спортсменов, не для нас. Такие моменты как-то очень болезненны, хотя, казалось бы, давно пора привыкнуть. Просто по-человечески обидно: идешь, идешь, карабкаешься, тащишь за собой спортсменов…
Суть тренерской профессии на Играх в Рио лучше всего сформулировал тренер женской гандбольной команды Евгений Трефилов, добравшийся наконец до заветной олимпийской победы после тридцати с лишним лет работы в спорте. Трефиловская фраза мгновенно стала «мемом», разлетевшись по сотням сайтов и изданий: «Ползешь, ползешь, ползешь в гору, а там, на вершине, даже одуванчиков нет…»
Спортсмены, идущие к своей первой золотой олимпийской награде, почему-то свято уверены в том, что на вершине их ждет нечто невероятное: сказочной красоты рассвет, раскинувшаяся под ногами вселенная, волшебное вино из тех самых пресловутых одуванчиков наконец. Все то, о чем говорил в Атланте двукратный олимпийский чемпион Денис Панкратов, еще не понимая толком, что дорога с олимпийской вершины всегда ведет вниз: «Думал, случится что-то невероятное, а ничего не произошло…»
Классным тренерам подобные иллюзии свойственны в гораздо меньшей степени. Они все прекрасно знают и про вершину, и про одуванчики, и про то, что победа – отнюдь не начало новой жизни, а всего лишь конечная точка прежнего пути. Просто спортсмен, получив вожделенную медаль, может вообще уйти из спорта, использовав награду как трамплин, а тренер в лучшем случае пойдет на новый виток – с новыми подопечными.
В этом смысл их жизни, и не сторонним зрителям судить, стоит ли большой спорт тех жертв, что приносит ему на алтарь тренерская братия. Это они, а не мы, горстями глотают таблетки, спрятавшись от своих спортсменов в раздевалках, и на их, а не на наши сердца ложатся рубцами перенесенные на ногах инфаркты.
Главный тренер женской волейбольной сборной Николай Карполь получил инфаркт из-за того, что его команде на Олимпийских играх в Сиднее досталось серебро. Главного тренера российских лыжников Александра Грушина едва успели снять с рейса из олимпийского Солт-Лейк-Сити: у него в самолете открылась язва желудка. Прямо на трибуне, наблюдая за игрой своей команды в мае 2002-го, получил обширный инфаркт великий футбольный тренер Валерий Лобановский. На чемпионате мира по фигурному катанию скончался в 1997-м легендарный итальянец Карло Фасси, и перечень этих трагедий можно продолжать долго.
Забегая вперед, могу признаться: те Игры навсегда остались для меня тренерскими. Трефилова и Данченко, Татьяны Покровской и Ирины Винер. Это Игры, которые принесли первое тренерское золото пятикратной чемпионке мира Амине Зариповой и, возможно, окончательно определили ее судьбу. Это Игры Виктора Михайловича Кузнецова, когда-то представившего миру Александра Карелина, а в Рио – Романа Власова, завоевавшего на борцовском ковре уже второе золото (первое борец завоевал в Лондоне). И совершенно не важно, что в Бразилии тренера не было рядом со спортсменом: из-за состояния здоровья Кузнецову пришлось остаться дома.
А еще это были Игры, наотмашь хлестанувшие Владимира Алекно и оставившие без медалей его волейбольную дружину. Но ведь это совершенно не отменяло лондонского триумфа, правда? Такие воспоминания вообще намертво врезаются в память – как бразильского образца женский российский гандбол, ставший для всех нас не только символом Игр в Рио, но и символом тренерской преданности своему делу.
Сидя на трибуне великой «Мараканы» на церемонии закрытия и проживая вместе со стадионом заключительные аккорды олимпийского праздника, я думала и о том, что тренеры почти никогда не ходят на церемонии закрытия – у них на это просто не хватает сил. Тренерам нужно просто пережить этот период. Спрятаться ото всех, прийти в себя, зализать раны. И начать все сначала…
Глава 4. Кто такая Маргарита Мамун?
Первое сообщение, которое я обнаружила в своем ноутбуке, едва добравшись до стола на пресс-трибуне «Мараканы» в день закрытия Олимпиады, было от Амины Зариповой, подопечная которой Маргарита Мамун днем ранее стала обладательницей личного золота в турнире гимнасток-художниц. Сразу после того финала я отправила тренеру поздравление, совершенно не рассчитывая на ответ: в таких случаях сообщений валится слишком много, чтобы суметь прочитать их за сутки.
