Посещение пресс-конференций превратилось в отдельный аттракцион. Притчей во языцех там стали постоянные выпады одной английской журналистки в адрес русских. «Вам же нечего есть!» – бросила она в сердцах Садовому после тщетных попыток выяснить у пловца, что изменилось (естественно, в худшую сторону) в явлении, именовавшемся некогда советским спортом. «Мы голодные, – согласился Садовый. – И злые. А это, знаете ли, гремучая смесь».
– Чем вы можете объяснить, что в плавании успехи пловцов США стали скромнее? – спросила та же англичанка Попова после того, как он выиграл в Барселоне уже второе золото.
– Я бы посоветовал американцам приехать потренироваться в Россию. Может, им трудностей не хватает? – мило улыбнулся он.
– Как, по-вашему, сможет ли Бионди оправиться от нокдауна, в котором оказался по вашей вине?
– Думаю, что это был нокаут.
– Но это же вопреки всякой логике!
– А у нас многое происходит вопреки логике, – улыбнулся Попов. – Если ваши коллеги не возражают, я готов обсудить эту тему. Начиная, скажем, с 1917 года…
Глава 3. Белый флаг
На пресс-конференции Александр Карелин валял дурака.
Впрочем, если судить по протоколам соревнований, дурака он валял и на ковре. А что еще можно подумать, если в четырех схватках из пяти он победил досрочно: за полторы минуты отправил отдыхать канадца Эндрю Бородоу, за две с небольшим – кубинца Россела Меса. На румына Иона Григораша ушло пятнадцать секунд. В финале же чемпион мира, двадцатикратный чемпион Швеции Томас Юханссон продержался не дольше канадского борца. И только финна Юху Ахокаса наш борец победил по баллам.
После того как золотая медаль была наконец торжественно водружена на шею российского борца, Александр в ранге уже двукратного олимпийского чемпиона солировал перед диктофонами и камерами в окружении почти исключительно западных журналистов.
– Какой медали вы больше радовались – сеульской или барселонской?
– Конечно же, этой. Радоваться в Сеуле у меня совершенно не было сил. А здесь и не напрягался особенно, но Олимпийские игры есть Олимпийские игры. Выиграл – значит, герой.
– Расскажите о ваших ощущениях во время финальной схватки.
– А что рассказывать? Как боксеры говорят: я его – тюк, он меня – тюк. Я его – тюк, и попал.
– Вы не устали от побед?
– Я слишком хорошо помню все свои поражения, особенно последнее – в 1987 году на чемпионате СССР. Поэтому победы надоесть мне не могут.
– Когда вы в последний раз проигрывали иностранным борцам?
– Ни разу в жизни.
– Правда, что вы пишете стихи?
– Я бы не стал называть то, что я пишу, стихами.
– Говорят, вас приглашали сниматься в Голливуд?
– Говорят.
– И уже назначены пробы?
– Пока нет.
– Но у вас есть агент?
– Думаю, что это не имеет никакого отношения к Олимпийским играм.
– Можно узнать, какую роль вам предложили?
– Играть бородавку на лице динозавра…
* * *
В борцовский зал я попала в тот день случайно. Кто-то из коллег принес мне прямо в бассейн записку от руководителя бригады «Спорт-Экспресс» в Барселоне Владимира Гескина: «Сразу после заплывов постарайся успеть на борьбу. Это барселонский институт физкультуры – соседнее с бассейном здание. Сегодня должен выиграть Карелин. Никто из наших туда физически не успевает, так что вся надежда на тебя…»
Это был приказ. Проклиная все на свете: позднее время, Гескина, американцев, выигравших у Объединенной команды комбинированную эстафету в плавании и порядком подпортивших настроение всем российским болельщикам, – я сломя голову помчалась в соседний зал, судорожно вспоминая на бегу, что мне известно о греко-римской борьбе.
В голову навязчиво лез единственный эпизод. В конце восьмидесятых я погнала на сервис свою «Ниву». Эти модели тогда обслуживала лишь одна станция в Москве, поэтому приезжать следовало как можно раньше.
Очередь я заняла одной из первых, но въехать на территорию мне никто не позволил. Мимо по отмашке того или иного автослесаря в ворота периодически заезжали другие машины. После пяти или шести часов ожидания я не выдержала – заплакала, усевшись прямо на тротуарный бордюр и уткнувшись лицом в колени.
В этот момент на плечо легла тяжелая рука:
– Почему плачешь?
Я подняла голову и увидела молодого, коротко стриженного лысоватого парня в такой же, как в тот день была на мне, тренировочной куртке с буквами «СССР». Уши у него были сломаны, глаза метали смешливых чертиков. Он бросил взгляд на мою машину и сразу все понял.
– Перестань, нашла из-за чего расстраиваться! Сейчас разберемся.
Вместе мы поднялись на второй этаж. Незнакомец постучал в дверь с надписью «директор», пропихнул меня внутрь мимо секретаря, усадил в массивное кожаное кресло и повернулся к хозяину кабинета:
– Запомни эту девочку. У нее не должно быть никаких проблем… Ни-ка-ких.
Директор понимающе кивнул, нажал на кнопку селектора, одновременно протягивая руку в мою сторону: «Ключи, пожалуйста. Может быть, выпьете чаю? Или кофе?»
Все происходящее казалось чем-то совершенно нереальным. Я успела лишь услышать, как за спиной распахнулась дверь, прицельным броском мои ключи были переправлены в чьи-то руки, и дверь захлопнулась снова. Было ужасно стыдно от ощущения, что щеки измазаны потекшей от слез тушью, поэтому, отказавшись от чая и пробормотав какие-то слова благодарности, я поспешила ретироваться. И первое, что увидела, спустившись в общий зал, – как с моей машины, уже висящей на подъемнике, снимают колеса.
Через два часа ремонт был закончен. Я было достала деньги, но мастер покачал головой: «Не нужно. Все уже заплачено».
Лишь тогда до меня наконец дошло, что я даже не спросила у парня, как его зовут. А несколько недель спустя увидела его фотографию в газете «Советский спорт». Это был Михаил Мамиашвили, олимпийский чемпион Сеула по греко-римской борьбе…
* * *
На финальную схватку тяжеловесов я таки опоздала. Мое появление на трибуне совпало с заключительным карелинским броском и грохотом, с которым рухнуло на помост массивное тело соперника. Впору было растеряться: по расписанию финальная схватка должна была только начинаться, но по всему выходило, что она уже закончена. Оставалось идти на пресс-конференцию. Уже там выяснилось, что ни одного российского журналиста в зале нет. Вот герой и дурил голову иностранцам…
Дождавшись появления поблизости волонтера, я взяла у него микрофон:
– Александр, можно еще один вопрос?
Карелин резко повернул голову на звук русской речи, вглядываясь в затемненный полукруглый амфитеатр, где располагались журналисты.
