Трофимов кричал ей с трибуны, срывая голос: «Пропусти прыжок! Перенеси попытку на другую высоту!!!» Но ученица его не слышала. Потом она снова вышла в сектор и снова ошиблась, оставшись в итоге третьей. Американка Дженнифер Сур, ставшая чемпионкой, не дотянула до пекинского результата Исинбаевой тридцать сантиметров.
Еще через год Лена стала у Трофимова чемпионкой мира.
2014 год. Сочи
Глава 1. Тринадцать – число российское
Месяцев за пять до начала Игр в Сочи мне позвонила подруга – главный редактор журнала для пассажиров одной из российских авиакомпаний. Она обратилась с достаточно стандартной просьбой: в январский выпуск написать небольшого размера текст о предстоящей Олимпиаде – объяснить читателям, чего нам ждать на своей домашней Олимпиаде, на кого смотреть, чем примечателен тот или иной вид спорта, словом, провести некий ликбез среди тех, чей интерес к спорту просыпается исключительно на Олимпийских играх, на них же и заканчивается.
Я согласилась, и тут же, как часто бывает с журналистами, благополучно забыла о разговоре. А месяц спустя, когда от намеченного дедлайна уже прошла неделя или две, получила письмо: «Леночка, так ты пришлешь текст?»
Состояние, для того чтобы экстренно собрать мысли в кучу и оформить их в материал, было категорически неподходящим – в доме по какому-то поводу собралась целая толпа гостей, и застолье было в самом разгаре. Но выхода не было. Продолжая метаться между духовкой, где запекалась баранья нога, и накрытым столом, за которым каждый из гостей то и дело порывался произносить какие-то тосты, я достала компьютер и села с ним прямо на кухонный пол.
Мне было настолько стыдно за тот наспех составленный текст, что я даже не стала его перечитывать – отправила заказчику. И благополучно забыла об этом – до февраля.
* * *
Ничего хорошего от Игр в Сочи я не ждала. Слишком много проблем сыпалось на голову с того самого момента, как на сессии МОК в Гватемале президент Международного олимпийского комитета Жак Рогге вытащил из конверта плотный кусок бумаги с надписью Sotchi. До сих пор иногда возникают разговоры о том, насколько такой итог было возможно прогнозировать и был ли он вообще закономерен. С одной стороны – вроде бы, да: на тот Конгресс собственной персоной прилетел российский президент Владимир Путин, а он, как любили говорить в Кремле, никогда не является на мероприятия, не имея гарантии на позитивное для страны развитие событий. С другой – слишком непродуманной в целом ряде аспектов оказалась официальная российская заявка. Это выяснилось, когда дело дошло до начала практической реализации изложенных на бумаге планов: в центре «нижнего» олимпийского кластера обнаружилось действующее кладбище староверов, а весь участок, предназначенный для широкомасштабной олимпийской застройки, из-за особенностей грунта оказался технологически непригоден к тому, чтобы вести работы с использованием стандартных строительных технологий.
Спустя несколько лет после тех Игр мои соображения на этот счет опосредованно подтвердил один из крупных спортивных руководителей тех времен, сказав не для прессы: в момент выдвижения никто вообще не допускал мысли, что российская заявка может пройти. Поэтому, мол, и границы будущей олимпийской прибрежной территории были зафиксированы наобум – тычком указки в карту. Ну а потом, когда Сочи стал победителем олимпийской гонки, оказалось, что менять параметры, прописанные в заявке, уже нельзя. И в придачу к жестко очерченным границам Олимпиада, еще не начавшись, получила целый букет не слишком решаемых проблем.
Все это сильно замедляло процесс строительства. С «верхним» кластером – в Красной Поляне – все было проще: там хозяйничали австрийцы, возводя коттеджи и спортивные сооружения по многократно проверенным технологиям. В «нижнем» трудились отечественные работяги и близкоотечественные гастарбайтеры, имеющие достаточно смутное представление о том, «как надо», и решающие проблемы по мере их поступления. В результате этой деятельности в кварталах, предназначенных под расселение наиболее массовой части олимпийской семьи – журналистов, рождались шедевры дизайнерской мысли: туалетные комнаты с двумя унитазами, установленными на расстоянии вытянутой руки друг от друга, окна с врезанными «на глазок» стеклопакетами, которые не хотели открываться, а будучи открытыми, уже не возвращались в исходное положение, так же «на глазок» повешенные зеркала, по которым легко определялся рост выполнявшего работы мастера. В одном умывальном блоке для того, чтобы причесаться или нанести макияж, приходилось вставать на стул. В другом зеркало висело прямо над раковиной и позволяло человеку среднего роста увидеть собственный живот и плечи. Отражение головы в пакет услуг не входило.
Все это в принципе было ерундой, особенно в сравнении с тем кошмаром, который прибрежный Сочи являл собой годом ранее, принимая первый тестовый турнир по фигурному катанию: совершенно потрясающие, инопланетного дизайна стадионы олимпийского парка, одним из которых был знаменитый сочинский «Айсберг», были окружены устрашающими строительными пейзажами и закрыты со всех сторон заграждениями, по верху которых шли спирали колючей проволоки. Асфальта между ними не было: автобусы со спортсменами и прессой передвигались большей частью по узким глинистым насыпям, постоянно рискуя сползти в бездонные черные кюветы. Порой становилось сложно не думать о том, что, если человечеству когда-нибудь и придется пережить конец света, выглядеть он будет именно так.
* * *
Скажи кто тогда, что эта нелепая уже в одном только своем замысле Олимпиада станет лучшей по своей организации и абсолютно победной для России по итоговому результату – с тринадцатью золотыми медалями и первым общекомандным местом, – все в лучшем случае саркастически рассмеялись бы, покрутив пальцем у виска. Но победный маховик, еще до официального открытия Игр запущенный командным турниром фигуристов, с каждым днем набирал силу: российские атлеты побеждали в бобслее и скелетоне, шорт-треке и лыжных гонках, биатлоне и сноуборде.
В день закрытия Игр, когда число «тринадцать» вовсю обсуждалось на трибунах главного стадиона прибрежного Сочи, я разговорилась там с кем-то из приехавших на Игры артистов «группы поддержки» и в разговоре в шутку бросила фразу: мол, чего удивляться-то? «Тринадцать», можно сказать, вообще российское число. Не случайно ведь в большинстве зарубежных стран его стараются избегать – не важно, идет ли речь об этажах в отеле или о пассажирских креслах в самолете или поезде.
Произнесенная вслух фраза внезапно щелкнула в голове, запустив какой-то пока не до конца понятный мне процесс. Еще не в силах осознать, что именно вдруг взбудоражило сознание, я в каком-то анабиозе вернулась к своему столику, открыла крышку ноутбука, запустила программу «почта», не совсем понимая, зачем это делаю, и зашла в категорию отправленных писем. Затем ввела в поисковом окне имя своей приятельницы-редактора и вывела на экран письмо, отправленное за два месяца до начала Игр в Сочи. «Тринадцать – число российское», – стояло в заголовке статьи, о факте написания которой в не совсем, мягко говоря, трезвом состоянии я давным-давно успела позабыть. Завершался тот материал словами:
