* * *
В том интервью с Буяновой, которого мне так долго пришлось ждать после Сочи, мне почти не приходилось задавать вопросы. Со стороны Лены это скорее был монолог человека, сумевшего реализовать заветнейшую мечту. И было уже совершенно не важно, сколько сил осталось на той олимпийской вершине, где, по меткому выражению великого гандбольного тренера Евгения Трефилова, нет даже одуванчиков, сколько потрачено нервов и пролито слез…
– Она ведь столько лет шла к этому, – негромко рассказывала мне Лена в пустой тренерской раздевалке, где мы, по-моему, впервые за все время совместной работы, закрылись на ключ, чтобы никто не мешал. – Нам действительно было очень тяжело. У нас обеих в последние два года уже начали опускаться руки. Аделина и Лиза Туктамышева в свое время очень высоко подняли планку женского катания и этим спровоцировали достаточно высокую конкуренцию. А потом вдруг почувствовали, что удерживаться на этой высоте у них самих не всегда получается. Если спортсмен, который не падал на протяжении двух лет, вдруг начинает падать, ему бывает очень сложно понять, что происходит. Я так рада на самом деле, что Аделина дотерпела, – сама ведь знаешь, сколько девочек на этапе взросления вообще сходит с дистанции.
Я много раз об этом думала, еще когда тренировалась сама. Почему одни в спорте выигрывают, а другие проигрывают? Кроме меня, у нас на катке было еще несколько спортсменок, которые точно были не хуже, чем я. А в чем-то, возможно, и лучше. Уж наверняка никто из них не работал меньше меня. Но у меня вдруг пошел результат, а они в итоге ушли в никуда. Когда я стала работать тренером, то больше всего боялась именно этого. Что не сумею, взяв спортсмена, довести его до цели. Мне кажется, это ужасно – отдать столько сил, здоровья и уйти из спорта ни с чем. Много раз замечала, кстати, что у таких людей, какими бы успешными в другой профессии они ни становились, всю их последующую жизнь где-то очень глубоко сидит эта боль. Оттого, что ты мог добиться чего-то очень большого, но не сумел. А всего лишь как-то не так сложились обстоятельства…
Знаешь, – Буянова сделала паузу в разговоре, наливая чай, – меня, если честно, очень настораживали домашние Игры. Я слишком хорошо помнила Турин – как вся эта атмосфера родных стен полностью сломала Каролину Костнер. Поэтому старалась вообще никак не акцентировать внимание Аделины на возможных медалях. Но у нее это первое место подспудно всегда сидело в голове. У нас ведь в олимпийском сезоне довольно долго все шло наперекосяк. Когда Аделина плохо каталась на тренировках, я порой спрашивала: на что ты вообще можешь рассчитывать с таким катанием? Она же сквозь зубы мне постоянно твердила: «Я все равно выиграю эти Олимпийские игры». Думаю, что прежде всего она убеждала в этом сама себя. Знаешь, что в Сотниковой главное? У нее где-то в глубине души есть очень прочный и совершенно несгибаемый стержень. Всегда был. Она всегда знала, чего хочет. У нас была очень показательная в этом отношении ситуация. Татьяна Анатольевна Тарасова решила сделать для одной из программ Аделины новое платье, которое в день выступления оказалось неготово. Утром к нам на каток приехала портниха и стала прямо на Аделине что-то закалывать, подрезать, перекраивать. Продолжалось это довольно долго. Любая другая спортсменка уже устроила бы истерику – из-за того, что не успевает отдохнуть, а должна вместо этого стоять на ногах. Я уж не говорю о том, что вообще было непонятно: будет платье готово к соревнованиям или нет. Сотникову кто-то даже спросил тогда: не выводят ли из себя такие вещи? А она в ответ только рукой махнула. Мол, ничего страшного, надо – значит, надо.
Помимо всего прочего, с Аделиной работало очень много самых разных специалистов. Тренеры по скольжению, по общей физической подготовке ОФП, постановщики, хореограф, массажист, врач-физиотерапевт, диетолог… Наверное, это прозвучит грубовато, но все это порой напоминало мне хорошую конюшню, где коней холят, лелеют, они выходят на скачки, и шкура у них блестит и переливается, словно шелковая. Вот в таком состоянии мы подвели Аделину к Играм. А потом…
Голос Лены внезапно зазвенел и тут же упал почти до шепота:
– Сейчас я понимаю, что это была моя ошибка – заранее сказать Сотниковой, что она будет выступать в командном турнире. После чемпионата Европы, где и Аделина, и Юля Липницкая очень хорошо выступили, их лично поздравил наш министр спорта Виталий Мутко и сказал, что обе они наверняка будут в олимпийской команде. Для нас это было важно, поскольку с участием или неучастием спортсменов в командном турнире были напрямую связаны сроки их отъезда в Сочи, а значит, и весь план тренировок. Поэтому я постоянно проявляла беспокойство по этому поводу – до тех пор, пока мне не сообщили, что всё в порядке и что состав на командный турнир утвержден. Вот я и поспешила обрадовать Аделину. Но потом что-то случилось. По словам Горшкова, оставить в списке участников всего одну девочку было решением Мутко, причем сообщил мне он об этом таким тоном, что я поняла, что Горшков и сам находится в глубоком шоке. Все остальное, что до меня доходило, было из разряда слухов. Вроде бы на министра очень сильно давили некоторые наши танцевальные тренеры, которые были к нему вхожи, вроде бы он с кем-то обсуждал все это в неформальной обстановке, но между двумя совершенно противоположными решениями прошла всего одна ночь. Вечером мы с Аделиной еще были в команде, а утром я узнала, что моей спортсменки в составе уже нет. Когда я сказала об этом Аделине, то увидела, как человек, который буквально звенит от готовности соревноваться, прямо у меня на глазах превращается в пустую, сдувшуюся оболочку. Словно из нее ушла жизнь. При этом я не имела права ее жалеть. Понимала, что если допущу хоть каплю жалости, то уже никогда больше не сумею ее «собрать». Да и себя тоже. Чувствовала себя тогда до такой степени виноватой, что даже не могла смотреть Аделине в глаза. Мне казалось, что это именно я ее предала. Не предусмотрела, что ситуация может повернуться таким образом, упустила момент, не отстояла… Именно тогда у меня в первый раз резко подскочило давление…
– Что переломило ситуацию?
– Первый приезд Аделины в Сочи. Она поехала туда с нашим хореографом Ириной Тагаевой в качестве запасной перед самым началом командного турнира. Посмотрела церемонию открытия, провела одну тренировку, увидела разминку и поняла, что хочет выступать на этом льду и готова бороться. С этого момента Аделина начала переть вперед как танк. И у нас на глазах вдруг каким-то невероятным образом стало складываться все то, чему мы ее столько времени учили. На последней тренировке она каталась так, что Петя Чернышев, который ставил нам программы, сказал: «Лена, мне страшно. Что-то будет…»
* * *
После того как олимпийская чемпионка Ванкувера Юна Ким осталась в Сочи второй, мировое информационное пространство очень долго не желало смириться с ее результатом. Стрелы интернет-ненависти летели в основном в адрес Аделины Сотниковой, ставшей в Сочи чемпионкой. Одни откровенно возненавидели спортсменку – считали, что победа достигнута исключительно за счет подковерных игр, другие смотрели на ситуацию более взвешенно, понимая, что силы трех спортсменок – Сотниковой, Ким и итальянки Каролины Костнер – были примерно равны, и «домашний» перевес в пользу российской фигуристки был вполне допустим. В действительности, как это часто бывает, суть проблемы лежала вообще в другой плоскости: после двух лет перерыва Юна вернулась на лед победительницей – на чемпионате мира в канадском Лондоне оставила позади себя и Костнер, и Асаду, двух сильнейших на тот момент соперниц. Неудивительно, что весь мир и особенно корейцы жаждали продолжения невероятной истории – второй подряд олимпийской победы. Однако как раз в Сочи постоянный хореограф кореянки Дэвид Уилсон, который продолжал сотрудничать с Юной после того, как она разорвала отношения с Орсером, заметил, что дело неладно.
