«Мы никуда не торопимся?» – первым делом поинтересовался собеседник. И, получив отрицательный ответ, безо всяких предисловий стал рассказывать.
– Когда я сам заканчивал кататься, мой папа – преподаватель теоретической механики – помог мне понять, что движения живых и неживых тел подчиняются одним и тем же законам физики. В то время прыжки на льду исполнялись в манере, которую когда-то фигурному катанию привил знаменитый швейцарский тренер Густав Люси. К этому его привели наблюдения за лыжниками, прыгающими с трамплина. Тогда ведь не было задачи выполнять на льду многооборотные прыжки. И именно Люси ввел в обиход прыжки с затягом – зависанием в воздухе.
Став тренером, я начал изучать тему уже гораздо серьезнее, поскольку по существовавшим тогда правилам прыжки были главным элементом мужских программ. Для начала нужно было понять: что, собственно, является более определяющим в прыжках – поступательное движение или вращательное. Тот же Карло Фасси (знаменитый итальянский тренер, работавший в США) в свое время объяснял мне, как прыгать аксель в 2,5 оборота. Утверждал, что нужно взлететь как можно выше, причем без вращения, а наверху закрутиться.
Уже тогда это представлялось мне весьма сомнительным, поскольку закрутиться в воздухе, взлетев без вращения, можно только при помощи внешней силы. В общем, я разработал собственную теорию и на ее основе создал целый комплекс упражнений. Эта метода позволила сразу рвануть вперед – с Алексеем Урмановым, Олегом Татауровым, Романом Новосельцевым и Алексеем Ягудиным, – вы же помните, какая группа была у меня в начале 90-х? Сейчас моими упражнениями пользуется весь мир, я же описал их еще в 1973 году. Эта книга выходила в китайском переводе и в японском – у меня даже есть экземпляр. Потом ее нелегально перевели немцы – сначала восточные, а потом и западные. Дело в том, что…
Мишин заговорщически понизил голос, наклонившись к моему уху, как герой в шпионском боевике, и многозначительно произнес:
– …Моя методика позволяет сохранять качество прыжков даже тогда, когда у спортсмена, в связи со взрослением, увеличивается вес и меняются параметры тела. Если, разумеется, с головой у него все в порядке.
* * *
В ходе той увлекательнейшей беседы я со смехом напомнила тренеру наше с ним самое первое интервью, которое состоялось в 1998 году и заканчивалось моим вопросом: «Почему столь успешный тренер работает исключительно с мужчинами?» Мишин тогда ответил: «Женщина – слишком сложный для меня механизм». Предложенной темы тренер не принял. Точнее, не среагировал на нее. Зацепился за совершенно иную фразу – о том, что Лиза стала едва ли не первой девушкой в стране, которая начала прыгать абсолютно в мужской манере.
– Так ведь было не всегда, – пояснил Мишин. – Лиза не раз говорила, что до прихода ко мне прыгала как «балалайка», с высоко задранным коленом. Я же первым делом засунул ее в специальный жилет и стал учить правильно группироваться. На передней стороне этого жилета расположены датчики, которые спортсмен, группируясь, должен закрыть ладонями. Положение этих датчиков можно менять в зависимости от размеров тела. Если ты сумел закрыть датчики, раздается звуковой сигнал. Если же сигнала нет, значит, группировка выполнена с ошибкой. Понимаете, да? Тренер может до потери сознания говорить спортсмену, что тот плохо группируется, но ничего не добиться. А здесь все просто: сигнал был? Нет. Иди делай еще раз. Это важно, потому что без плотной группировки ты быстро крутиться не будешь.
Когда я только начинал работать с женщинами, мучился временами так, что вообще не понимал, что делать: утром настроишь тройной тулуп – вечером его нет. Вечером настроишь лутц – утром следующего дня опять полный развал. Я почему, собственно, в свое время взял в группу Туктамышеву? Устал работать и понимать, что вся работа идет в песок. Ну да, Лиза была страшненькая по технике, но хотя бы прыгала высоко. А когда мы начали работать, я вдруг понял, что эта девочка схватывает все, что ей говоришь, просто на лету. Что она пластична, музыкальна, с абсолютным слухом, с хорошей головой. Хотя поначалу, кроме прыжка и корявости, я не видел в Туктамышевой вообще ничего.
– Так все-таки есть разница, кого именно обучать прыжкам – девочку или мальчика? – поинтересовалась я. Мишин отрицательно покачал головой:
– Законы физики едины для всех. Другой вопрос, что женская и мужская психика совершенно различны, поэтому работать с девочками приходится несколько иначе. Ту же Лизу, когда она пришла ко мне в одиннадцать лет, пришлось переучивать. Как и Артура Гачинского, который пришел ко мне семилетним. Мы с ним еще одинарный аксель учили. Зато мои спортсмены не прыгают «по бортам» – не стараются выполнить прыжки подальше от судей, чтобы те не заметили ошибок. В этом просто нет нужды. А сейчас Туктамышева уже близка к тому, чтобы выполнить тройной аксель. В этом плане нам мешает только необходимость выступать в этапах Гран-при.
– Вы как тренер ставите перед Туктамышевой задачу включить тройной аксель в программу в этом сезоне, зная, что прыжок, скорее всего, начнет сильно ломать всю постановку?
– Ломать… – усмехнулся Мишин. – Не ломать, а крушить. Это, к сожалению, неизбежный процесс и достаточно травмоопасный. По тренировочной готовности мы могли бы включить прыжок в программу уже осенью этого сезона. Но я все-таки посчитал, что у нас есть более важные стратегические задачи на текущем отрезке времени. – Лизе после того, как она пропустила олимпийский сезон, нужно было попадать в финал Гран-при. Форсировать подготовку ради сиюминутного эффекта мне никогда не казалось правильным. А рисковать мы не могли. Для нас ведь олимпийский год начался с того, что Лиза жесточайшим образом порвала связки левой ноги. Мы долго лечились, а когда вышли на лед, выяснилось, что кататься она не может. Потом начались боли в спине, причем такие, что Лиза ходить не могла, не то что кататься. Мне тогда многие «эксперты» говорили, чтобы я вообще прекратил возиться с Туктамышевой. Что она – отработанный материал. А сейчас мы видим, что Лиза побеждает не потому, что ошибаются соперницы, а потому, что способна выигрывать у них, как бы они ни катались. Другой вопрос, что рейтинг Туктамышевой на начало этого сезона был совсем низким, и, соревнуясь со звездой, которой в Шанхае считалась Юля Липницкая, было бы наивно рассчитывать на паритет. Мысль ясна?
– Абсолютно.
– Ну а если отбросить все сказанное, конечно же, за свои прыжки Туктамышева должна получать несколько больше, нежели любая другая спортсменка. Хотя в какой-то степени действия судей справедливы. В фигурном катании всегда так было: сначала тебя прижимают и недодают, зато потом начинают добавлять даже там, где ты не всегда этого заслуживаешь…
* * *
Если бы меня попросили придумать эмблему, которую можно было бы закрепить на фасаде мишинской ледовой школы, я бы выбрала ленту Мебиуса. Абсолютно простую внешне и абсолютно уникальную, а порой и вовсе необъяснимую с точки зрения сразу нескольких наук. Я бы даже сказала, красноречиво необъяснимую. Начиная с простейшего примера, который демонстрируют в школах: если склеить ленту Мебиуса из бумаги и карандашом провести вдоль нее линию, пока та не замкнется в исходной точке, эта линия окажется в два раза длиннее, чем бумажный лист.
