Собственно, и Змиевская признавалась в Лиллехаммере, что перед выходом Баюл была в прострации – незадолго до выступления Оксаны очень неудачно выступил еще один подопечный тренеров, олимпийский чемпион Калгари Виктор Петренко. Поэтому вместо привычного напутствия сказала Баюл лишь одну фразу: «Держись, девочка».
Со стороны все выглядело бесшабашно просто: перекрестившись и традиционно поплевав через левое плечо, Оксана отправилась на ледяной эшафот, словно на вечеринку. Ее победу над Нэнси Керриган решил всего один судейский голос.
* * *
После того как 16-летняя олимпийская чемпионка неожиданно для многих и, на первый взгляд, неоправданно перекочевала в 1994-м из любительского спорта в профессиональный, в среде фигуристов стали распространяться слухи, что хозяин одного из ледовых шоу просто оплатил этот переход суммой, превышающей миллион долларов. Эти деньги были пущены на ветер несовершеннолетней звездой с одесским размахом и шиком.
Двадцать пять лет спустя, когда та сумбурная жизнь уже была в прошлом, а в реальности у Оксаны имелся счастливый брак, муж, дом в Лас-Вегасе и очаровательная дочка, я процитировала ей разговор, который случился у меня на Олимпийских играх в Сочи с Тарой Липински, когда уже взрослая и успешная Тара сказала:
«Сложно представить, до какой степени заблуждаются те, кто считает, что в 15 лет гораздо проще переносить стресс и давление трибун. Про меня в Нагано тоже говорили, что мне нечего терять и, соответственно, нет причины нервничать сверх меры. Это абсолютная неправда. Ты точно так же нервничаешь, как любой другой спортсмен, а еще тебе дико страшно. Потому что нет никакого опыта, и ты попросту не понимаешь, что со всем этим делать. С ногами, которые не едут, с руками, которые трясутся так, что из них выпадает носовой платок. Мне было очень страшно в Нагано. И больше всего я горжусь как раз тем, что справилась на тех Играх с собой».
Баюл я задала тот же самый вопрос: что такое выиграть Олимпиаду, когда ты совсем ребенок?
– Ну так это действительно так и есть, как сказала Тара, – ответила мне собеседница. – Олимпийскую корону несут всю жизнь, и порой от нее реально подкашиваются ноги. Нас ведь, если посчитать, набирается не так много – олимпийских чемпионок, кто на сегодняшний день еще жив. Поэтому всегда ощущается некая ответственность за свой титул. Когда мне было 16 и я выиграла чемпионат мира в Праге, а через год – Олимпийские игры в Лиллехаммере, ответственность была иной – за то, как ты катаешься. Просто потом в моей жизни возникла ситуация, к которой я совершенно не была готова.
– Имеете в виду переезд в Америку?
– Да. Сразу после Олимпийских игр в Лиллехаммере мой тренер Галина Змиевская действительно подписала миллионный контракт, который, по сути, был предложен ей под мое имя. Сама я тогда вообще никак не могла влиять на процесс, поскольку была фактически несовершеннолетней. И выбора, ехать в США или нет, у меня не было в принципе. Меня даже никто не спрашивал, хочу я туда или нет. Ну а в Америке всё надо было начинать с самого начала. Учить язык, учиться правильно общаться с окружающими, учиться вести себя в бизнесе, в котором ты оказался. То есть с одной стороны, ты – олимпийский чемпион, но, с другой – ты совершенно не подготовлен к той послеолимпийской жизни, которая на тебя со всех сторон обрушивается. Потому что сама жизнь меняется кардинально. На тебя смотрят миллионы болельщиков, ты становишься примером для подражания, давление растет, растет, растет. И никто не думает о том, что 15–16 лет – это слишком юный возраст для того, чтобы взваливать на себя такую огромную ответственность. У подростка банально нет достаточного жизненного опыта, чтобы понимать, как себя вести в тех или иных ситуациях. Рядом обязательно должен находиться взрослый человек, который способен помочь. Где-то остановить, удержать от каких-то шагов, где-то подтолкнуть вперед. Увы, рядом со мной в тот момент таких людей не оказалось. Змиевская была большей частью занята собственными проблемами, как и Виктор Петренко, а Валентин Николаев перебрался в другой город.
Именно Николаева фигуристка всегда считала своим основным тренером:
«Валентин Алексеевич не только учил меня каким-то техническим вещам, но гениально умел подвести меня к старту, – вспоминала Оксана. – На тех турнирах, где можно было не слишком переживать по поводу занятого места, мы пробовали какие-то новые элементы, не боялись рисковать и экспериментировать, но там, где надо было действительно хорошо выступать, я выступала всегда хорошо. При этом я никогда не относилась к числу спортсменов, которые на тренировках могли катать произвольную программу бесчисленное количество раз. Мешала не только эмоциональность, но и специфика моих элементов. У меня были огромные прыжки, скорость захода на них тоже была огромной. Если прыжки у фигуриста, как мы говорим, маленькие, на них затрачивается гораздо меньше сил, чем когда они огромные, красивые, на полполяны. Все это требовало очень тщательного тренерского подхода, умения просчитывать множество вещей, и это Николаев умел блестяще…»
* * *
Рассказывая о своем любимом наставнике, Оксана, по сути, сформулировала все то, за что я так любила разговаривать с Николаевым о фигурном катании. Несмотря на уже солидный возраст, тренер ежедневно работал на льду в коньках, находил время смотреть все без исключения турниры, и его цепкий взгляд, как и прежде, ухватывал самую суть. Еще он блистательно умел объяснять. Никогда не забуду, как в одном из первых интервью я спросила Валентина, какие именно слова наставник говорит подопечному, отправляя того на старт.
– Разные, – хмыкнул Николаев. – На предолимпийском чемпионате Европы-93, том самом, где Баюл завоевала свою первую взрослую медаль, меня журналисты долго пытали на пресс-конференции, что я так долго ей рассказывал. А я ее материл по-черному, потому что именно в этот момент Оксана мне заявила, что не хочет кататься. Вот я и высказался, не выбирая выражений. И не останавливался до тех пор, пока у Ксюхи от злости губа не задергалась. Выхода другого не было – надо было ее любой ценой из шока выводить. Если у человека на старте глаза как у мороженого судака, прежде всего тормозится координация. В фигурном катании это – крах. Да и не в фигурном тоже. Аналогичный случай был со Славой Загороднюком, когда он поехал на второй в жизни турнир – юниорский чемпионат мира в Праге. Самым большим достижением разминки стало то, что нам удалось докрутить тройной аксель на две ноги и упасть на спину не разбившись. Больше ни единого прыжка Славка не сделал. Выходит со льда – глаза жалобные. Явно рассчитывал, что тренер сейчас пожалеет. Я же, вместо этого, высказался по полной программе. Воспроизвести, извините, не могу. В итоге он вполне прилично прокатался: выиграл произвольную и в общем зачете стал вторым. А не напихал бы я ему? Конечно, это далеко не лучший педагогический прием – существуют и другие. Вот только каждый раз стрессовая ситуация возникает у тренера неожиданно. И у каждого спортсмена проявляется по-разному. А копаться в памяти и вспоминать всю прочитанную педагогическую литературу уже просто некогда. Хотя бывают ситуации, когда человека достаточно отвлечь. Если бы у Баюл на чемпионате Европы в Хельсинки не развязался шнурок на ботинке, после чего ей разрешили начать произвольную программу сначала, она не прокаталась бы так здорово. Потом, кстати, покойный Станислав Жук с Алексеем Мишиным долго просматривали видеозапись и всерьез спорили: сама Баюл развязала шнурок на опорной ноге во время вращения или нет.
