Была еще одна причина во что бы то ни стало уговорить фигуристку вытерпеть этот послеолимпийский год. Когда группу покинула двукратная чемпионка мира Евгения Медведева, Загитова образца 2019 года стала для Этери шансом доказать, что она, как никто другой, заслуживает лавров величайшего тренера в мире. Именно на реализацию этой идеи так или иначе на послеолимпийском этапе были брошены силы тренерского штаба. Все остальное – потрясающие воображение юниорки Тутберидзе с их многочисленными, но пока еще детскими победами, вернувшаяся в группу тренера на каток «Хрустальный» миниатюрная Элизабет Турсынбаева с четверным прыжком, опробовать который спортсменке предстояло на чемпионате мира, – могло считаться лишь сопутствующим декором. Вишенкой на торте в этом сезоне должна была стать Загитова, и только она. То, что этим замыслам чаще сопутствовали поражения, а не победы, лишь добавляло стресса, но не меняло намерений.
* * *
Примерно за месяц до того главного во всех отношениях для Алины старта я разговаривала с уже упомянутой мной в предыдущей главе Лизой Кожевниковой. Знала, что Лиза, уже как психолог, очень пристально следит за всем тем, что происходит в российском женском одиночном катании: сама обстановка предоставляла ей необъятное поле для наблюдений и выводов. Тогда Лиза сказала:
«В моем представлении Алине сейчас очень плохо: это или депрессивное, или субдепрессивное состояние. Избавиться от хронического, зашкаливающего стресса малой кровью уже невозможно. Первое и самое главное, что можно сделать в такой ситуации, минимизировать стресс. Взять продолжительный отдых, начать учиться жить по новой. Нужно понять, что между понятиями „я“ и „мой результат“ не существует знака равенства. Не существует формулировки: „Если я выступаю плохо – это значит, что я плохая“. И вот на это восстановление навыка получать удовольствие от самой себя и от жизни, думаю, уйдет минимум год».
По истечении месяца Загитова, вопреки многочисленным прогнозам, стала чемпионкой мира, собрав так называемый Большой шлем – абсолютно все высшие титулы, которые было возможно завоевать в фигурном катании. Просто эта заключительная победа далась спортсменке такой дорогой ценой, что неизбежно, пусть и с большим опозданием, должна была наступить мощнейшая реакция. Видимо, она и наступила – в проигранном олимпийской чемпионкой финале Гран-при.
В кругу отечественных спортивных психологов Кожевникова чуть ли не с первого дня работы оказалась особняком. Почему – понятно: ни один из специалистов, практикующий в спорте высших достижений, не имел за плечами того бэкграунда, с которым пришла в профессию Лиза. Я писала о ней еще в те времена, когда она была спортсменкой и выступала на своей второй Олимпиаде в 1994 году в Лиллехаммере, где добавила к олимпийскому серебру Альбервиля бронзовую медаль. С тех самых пор между нами сложились дружеские и доверительные отношения. Когда Лиза начала практиковать как спортивный психолог, я как-то спросила ее, почему она выбрала для себя именно эту профессию. И услышала:
– Мне всегда хотелось понять: почему, находясь в спорте и достаточно успешно выступая, я испытывала мощнейшие депрессивные состояния? Откуда вообще берется у спортсмена этот внутренний раздрай? Вот и пошла учиться в институт психоанализа. Жизнь в спорте – это своего рода День сурка. Ты досконально, по дням, знаешь, как выстроен твой год, как выстроен олимпийский цикл, примерно представляешь, сколько именно тебе отведено этих олимпийских циклов. Спорт ведь устроен достаточно просто: сначала ты попадаешь в обойму под названием «Давай результат!», потом тебя постоянно гладят по головке, если результат есть. И человеку становится просто незачем выходить из комфортной для него зоны. Спортсмены, и особенно – дети, как правило, абсолютно уверены в том, что в их жизни все будет всегда хорошо, гладко и беспроблемно. А выход из спорта – это всегда адаптация к чему-то, чего ты совершенно не знаешь, потому что в этой обычной жизни ты никогда не был и никто тебя к этому не готовил. Ты совершенно не представляешь, насколько это удастся, интуитивно понимаешь, что будет болезненно, не имеешь ни малейшего понятия, где искать помощи, и будет ли рядом кто-то, кто эту помощь окажет. После того как в моей жизни случилась вторая Олимпиада, я поняла, что совершенно не умею, а главное – не хочу начинать жить вне спорта. И разрешила себе просто поплыть по течению. Сейчас же я считаю, что очень важно вовремя донести до атлета мысль: если плыть по течению, то через какое-то количество лет ты окажешься выброшенным из спорта просто потому, что закончился ресурс. Твой тренер получит все причитающиеся регалии, а ты останешься на обочине. Эта схема совершенно актуальна как для 12-летних детей, так и для тех, кто выступает на самом высоком уровне много лет.
Моя собственная история усугублялась тем, что перед Играми в Нагано меня просто выкинули из команды, – продолжала вспоминать Лиза свою карьеру. – Я на тот момент была самой старшей, плюс тройная и не совсем удачная операция на коленке, не очень бодрое восстановление. Мы были в Церматте на сборах, и в один прекрасный день меня просто посадили в самолет и отправили домой. Не могу сказать, что я уходила в никуда. Я знала, чем хочу заниматься, знала, что это, скорее всего, будет журналистика, любила писать и периодически писала статьи в лыжные журналы. Их было немного, но я получала от этого грандиозное удовольствие. Где-то через месяц после того, как меня «высадили» из сборной, я достаточно бойко откомментировала какой-то турнир на «Евроспорте» и поняла, что это я тоже могу. Депрессия случилась позже – когда я стала осознавать, до какой степени мне, такой великой, такой складной, у которой все так ловко получалось в спорте, некомфортно в этой «гражданской» жизни. Я всегда считала себя очень волевым человеком, а тут вдруг появилось ощущение, что воля у меня просто кончилась.
– А титулы давили все сильнее и сильнее?
– Это и было наиболее некомфортным. Я постоянно думала о том, что должна этим титулам соответствовать. Что от меня ждут каких-то слов, действий совершенно грандиозного уровня. Однажды, уже через много лет после ухода, я смотрела свои старые спортивные дневники и нашла записку, которую под влиянием настроения написала сама себе в самом начале своей послеспортивной жизни. Там было что-то о том, что я должна потрясти всех своим экспертным знанием спорта, что, если решу двигаться в журналистику, это должно быть не меньше и никак не хуже, чем мой олимпийский уровень… Читая все это, я очень отчетливо представила, как же мне было плохо, какие невероятные демоны раздирали меня на части.
* * *
Когда Алина Загитова объявила о перерыве в карьере, Кожевникова отнеслась к этому как к абсолютно прогнозируемому событию. Она тогда сказала в одном из интервью:
– Из того, что известно мне, Алина семь раз на протяжении одного года пыталась закончить с фигурным катанием, но ей не позволяли. Представьте себя на месте спортсменки: ей всего 17, но она начинает проигрывать, и позади целая толпа более молодых девочек, у которых впереди еще три-четыре года эффективной карьеры. Это ситуация потери. Потери результативности, стабильности и вообще привычного уклада жизни. Если у человека имеются внутренние ресурсы, он переживает эту утрату более или менее спокойно. Но давайте не будем забывать, что Алина начала заниматься спортом очень рано, в пять лет. Ребенок становится эмоционально способен выдерживать нагрузку профессионального спорта гораздо позже, лет в десять-двенадцать. У него появляется осознанность и собственная мотивация. Если выход на профессиональный уровень происходит раньше, у спортсмена вырабатывается психология лишенца, когда человек вырастает с ощущением, что он сам по себе плох, и единственный способ доказать свою «хорошесть» – это показать требуемый от него результат.
