Именно так все чаще всего и происходило в случае с Тутберидзе.
* * *
Когда в 2015-м Елизавета Туктамышева стала чемпионкой мира, ее тренер Алексей Мишин говорил мне в интервью:
«Я не очень люблю „детский сад“ на льду. Дело не в возрасте, не в росте и не в телосложении. Юниорскому катанию свойственны более резкие, оборванные движения. Когда такой ребенок появляется на льду, делает сложнейшую программу, заражая окружающих своим азартом, нацеленностью и эмоциями, это, конечно, здорово подкупает. Но такой эффект нельзя эксплуатировать слишком долго. Потому что хочется видеть развитие, дотянутость, красоту линий…»
Примерно об этом же говорил и другой известный тренер – Рафаэль Арутюнян:
«Давайте сначала определимся, чего мы хотим. Любой ценой добиться того, чтобы отдельно взятый фигурист на протяжении двух или трех лет был непобедимым, как была Евгения Медведева? Не уверен, что это правильно. Лично мне вообще не нравится идея непобедимости одного человека. Нравится идея элиты, в которой на равных борются между собой сразу несколько спортсменов. А войти в элиту можно в любом возрасте. Вы же не будете отрицать, что Каролина Костнер в свои 30 лет была спортсменкой элиты? О том же говорит пример Лизы Туктамышевой. Конечно, тяжело постоянно находиться в обстановке, где срок жизни каждого очередного лидера – два-три года, после чего его „съедает“ более молодой и резвый. Поэтому я не первый год твержу о том, что детское и женское катание – это два совершенно различных вида спорта, которые хорошо бы разделить. Мне, например, после Игр в Пхенчхане стало намного интереснее смотреть на Алину Загитову, на Женю Медведеву. На то, как Женя меняется, попав в руки к Брайану Орсеру. Интересна Туктамышева, Костнер. В этом и есть смысл фигурного катания – оно должно быть разнообразным, на любой вкус».
Валентин Николаев, который после отъезда в Америку проработал там больше двадцати лет, смотрел на все, что происходит в российском одиночном катании, гораздо более категорично.
– Я ведь тоже много лет работал в достаточно жесткой советской системе, которая была, скажем так, не слишком человечной, – сказал тренер в разговоре со мной. – В США тоже работают с тем материалом, что есть, но никто не пытается высушить человека или искусственно затормозить его развитие, контролируя каждый грамм веса. Дело не в боязни потерять ученика с точки зрения денег – такой боязни просто не существует. Но отношение к спортсмену, каким бы маленьким он ни был, там другое. Если двое взрослых разговаривают между собой, а ребенок стоит рядом и слушает, он может совершенно спокойно в этот разговор вмешаться, задать любые вопросы. У нас же сначала вокруг малыша все прыгают, а потом, когда он вырастает, говорят: «Закрой рот!» То же самое происходит на катке. Ребенку, считай, повезло, если тренер начинает на него орать не с первого дня. В Америке так не проработаешь и двух дней.
– Но ведь есть вполне объяснимая логика: если стране нужны медали, а тренер эти медали исправно поставляет, значит, все, что он делает, оправданно? – спросила я Николаева. Он пожал плечами:
– А почему не взглянуть на ситуацию шире? Допустим, вам нужны деньги – дома дети голодные сидят. Разве это позволяет вам пойти и ограбить банк? Нет. Но логика ведь та же. Как организатор бизнеса, Тутберидзе большая молодец: она очень успешно воспользовалась первым результатом, организовала систему. Но сама система порочна. Нельзя свести все женское фигурное катание к юниорскому, а дальше жить по принципу «хоть трава не расти». Лично я не понимаю такого потребительского отношения к детям. Сколько медалей нужно тренеру, чтобы почувствовать себя морально удовлетворенным?
Своя правда имелась и у родителей фигуристок из группы Тутберидзе. Одна из мам, например, рассказывала мне уже после того, как ее дочь перестала тренироваться у Этери на катке «Хрустальный»:
«Родители – это колоссальный механизм, частью которого много лет была я сама. Я ведь не дура, прекрасно понимала, что происходит. Этот механизм круглосуточно изо дня в день работает на результат, и каждый из родителей так или иначе ведет ребенка к своей вершине. Меня однажды спросили: мол, если все было настолько плохо, что вы оказались вынуждены уйти, почему же вы столько лет молчали? А мы просто делали свое дело. Другой вопрос, что уже после ухода я много за что извинялась перед собственной дочерью. За наш сговор с тренером, например. Мы ведь загоняли ребенка в угол намеренно. Потому что человек, находящийся в углу, не имеет никакого другого выхода, кроме как подчиняться. Сказано бежать – он побежит. Сказано прыгать – он будет прыгать…»
* * *
История успеха Этери Тутберидзе парадоксальна тем, что, несмотря ни на какие оценки со стороны, ее невозможно раскрасить белой и черной красками. Тренер всего лишь стала играть по существующим в фигурном катании правилам, а уж правила она всегда умела читать, как никто другой, находя в них мельчайшие лазейки для того, чтобы развернуть любую ситуацию в свою пользу. К этому же она всегда исподволь приучала и своих спортсменов. Та же Липницкая, когда ей было всего пятнадцать лет, говорила, что Тутберидзе очень четко учит все просчитывать и быстро принимать решения: что ты прыгнул в программе, что нет, как заменить один прыжок другим, но так, чтобы не нарушить правила и не потерять баллы. «Она всем такие вещи объясняет, просто не все учатся», – добавила тогда Юля.
По мере того как у спортсменов ее группы росли результаты, Этери становилась все более и более нетерпимой к какой бы то ни было критике. Предпосылки к этому были и раньше: когда от тренера стали один за другим уходить взрослые спортсмены – Шелепень, Липницкая, Полина Цурская, Адьян Питкеев, Медведева, – Тутберидзе давала собственную оценку каждому из уходов, и никогда эта оценка не была в пользу тех, кто ушел.
Достаточно показательной оказалась история со спортсменкой, которая в 14 лет считалась одной из наиболее перспективных юниорок группы, но покинула ее, так и не добившись каких-то заметных результатов. Чуть позже девушка дала известному спортивному изданию интервью, в котором подробно рассказывала, как устроен в группе Тутберидзе рабочий процесс:
«…Ты изо дня в день, с утра до вечера, делаешь одно и то же. Нет понятия „устал, не могу“. Если ты устал или у тебя травма, – ты все равно выходишь и делаешь. Даже если у тебя сломаны два пальца на ноге, – просто выходишь и делаешь по сто раз в день одно и то же. По двести, если понадобится. Когда я только перешла, у меня была травма. Я не знала, какая, никому не говорила. Мне было очень больно, даже не могла кроссовку надеть, пальцы были синие. Но я все равно выходила, прыгала, и… само зажило. О травмах в группе Этери Георгиевны говорят, только если случилось что-то серьезное, а вот эти мелкие – с ними просто тренируются. Взвешивание каждый день, ты не имеешь права его пропустить, как и тренировку. Твой вес может отклоняться максимум на 200 граммов. Все это вместе дает результат…»
То интервью очень быстро исчезло с сайта, оставшись только в печатной версии газеты. Как объяснил потом коллега, который разговаривал со спортсменкой, изданию просто пригрозили судебным иском в связи с тем, что журналист разговаривал с несовершеннолетней спортсменкой один на один, без присутствия ее родителей. Несмотря на то что материал перед публикацией был завизирован, руководство издания решило не ввязываться в скандал, пошло на компромисс.
