Когда общие эмоции немного схлынули, журналисты многих фигурнокатательных стран не сговариваясь стали муссировать одну и ту же тему: чего в связи с отменой мирового первенства лишилась Россия в женском одиночном катании со спортивной точки зрения?
Парадокс, но больше всего от отмены турнира выиграла уже ушедшая с арены Загитова. Вместо того чтобы в последних числах марта закономерно получить к своему мировому титулу приставку «-экс», она как минимум еще на год осталась действующей чемпионкой мира. Шанс стать победительницей в Монреале и тем самым отнять у Загитовой упомянутый титул в равной степени имела каждая из трех старлеток – Косторная, Трусова и Щербакова. Все трое радикальным образом отличались от прежней продукции конвейера Тутберидзе: все-таки и Липницкая, и Медведева, а вслед за ней Загитова выглядели в гораздо большей степени штучно-взлелеянными созданиями. Здесь же сама аббревиатура ТЩК, которой Трусову, Щербакову и Косторную привык объединять спортивный мир с момента появления этих девчушек на большом льду, как бы подразумевала: речь идет не о трех отдельных фигуристках, а об оружии массового поражения. О неуязвимых бойцах без страха и упрека. И без слабых мест.
Слабые места, конечно же, у фигуристок имелись, но они с лихвой перекрывались чем-то другим. Недостаточно качественное скольжение Трусовой и Щербаковой – четырьмя различными четверными прыжками первой из спортсменок и двумя, но наиболее сложными – второй; Косторная же нивелировала недостаток ультра-си фантастическим качеством катания и прекрасной техникой элементов, заложенных еще в те годы, когда Алена тренировалась у одного из самых придирчивых и педантичных российских специалистов – Елены Жгун.
Просто все эти качества не отменяли иного – срока годности. За свой первый взрослый сезон Щербакова сумела стать чемпионкой России, Косторная выиграла финал Гран-при и чемпионат Европы, Трусова трижды осталась с бронзовыми наградами. Ничто – в сравнении с теми стратегическими задачами, которые вынашивали применительно к подопечным их тренеры. И не было ровным счетом никаких предпосылок к тому, что век ТЩК продлится на льду дольше, чем у их предшественниц.
За Трусову лично мне было особенно обидно. Даже целый ряд неудач не сломил Сашиного желания продолжать прыжки в четыре оборота. Более того, незадолго до чемпионата мира фигуристка даже заявила, что намерена включить в произвольную программу рекордное количество четверных – пять. Поэтому и хотелось так сильно, чтобы этой маленькой девчушке с пронзительно-синими глазами повезло хотя бы раз. Она ведь реально совершила в женском одиночном катании прорыв, который не снился ни одной из ее конкуренток. Не случайно же в декабре 2019-го, когда Саша стала третьей в финале Гран-при, предварительно выиграв оба своих этапа, а затем отобралась на чемпионате России на главные старты, мама одной из спортсменок группы Тутберидзе сказала: «Трусова сумела преодолеть колоссальный психологический барьер, и ее тренеры, благодаря ей, – тоже. По-хорошему, они должны в ножки Сашке за это упасть. Она – первый ребенок, кто по собственной инициативе пошел на четверной прыжок, только потому, что очень этого хочет. Всем остальным прыгать четверные довольно долго запрещали, потому что Этери жутко боялась травм. Боялась, что девочки могут поломаться – и она останется ни с чем. Трусова же начала прыгать первый четверной еще ребенком, и только потом вслед за ней это стали пробовать все остальные».
После победы Загитовой на мировом первенстве в Сайтаме мне довелось, по настоянию начальства, поучаствовать в редакционном подкасте, темой которого была дальнейшая перспектива российских одиночниц. Браться за столь взрывоопасную тему не просчитав последствий, конечно же, было опрометчиво – в кругах, приближенных к тренерскому штабу действующей чемпионки мира, та беседа вызвала форменную истерику, с бурными всплесками в интернете и прямыми оскорблениями в адрес всех участников подкаста. Хотя, по сути, ни мои коллеги, ни я сама не поднимали в той дискуссии никаких новых тем. Мы всего лишь обозначили, что большой спорт – это зона ответственности взрослого человека. И, если тренер или родители сознательно идут на эксплуатацию чисто детских качеств – отсутствие понимания опасности, чувства самосохранения, телосложения, веса, – то это некое преступление по отношению к ребенку. Понятно, что так было на протяжении многих лет, и не только в фигурном катании. Но как раз весь прежний опыт говорит о том, что стремление получить в юниорском спорте взрослые результаты неизбежно приводит к тому, что ребенка выхолащивают, лишая его ресурса на то, чтобы развиваться дальше. Отсюда – крайне непродолжительные, порой трагически оборванные карьеры.
В том же подкасте я сказала: «Думаю, что ни Косторной, ни Щербаковой, ни Трусовой ни на какой следующей зимней Олимпиаде не будет. Или, по крайней мере, очень высока вероятность того, что их не будет. И мне это кажется отчаянно неправильным. Потому что они реально потрясающе талантливы».
Когда у российских девочек забрали их шанс на золото Монреаля, один из моих коллег написал: «Вероятно, ни Косторной, ни Трусовой, ни Щербаковой больше никогда не будет суждено услышать гимн России в честь своей победы на чемпионате мира».
То мнение было отнюдь не единственным. Вряд ли в мире мог найтись хоть один человек, способный предугадать наверняка, как долго юные дебютантки взрослого льда сумеют продержаться в прежних победных кондициях. Век фигуристок, как ни крути, слишком короток, чтобы откладывать реализацию глобальных целей даже на год. Тем более что случилась пандемия. А с ней – отсутствие какой бы то ни было определенности в будущем и возможности выходить на лед в настоящем.
* * *
Тревогу по поводу надвигающейся на спортсменов угрозы одной из первых забила все та же Кожевникова.
– Неопределенность – это гораздо более серьезная проблема, чем может показаться на первый взгляд, – сказала мне она, когда в одной из бесед мы начали обсуждать, чем и как может ударить пандемия по атлетам.
– Никто не может сориентироваться, что делать, как долго продлится карантин, на какой срок будут перенесены те или иные соревнования, – продолжала Лиза. – Все это вызывает страх, а когда человеку страшно, он регрессирует: начинает действовать быстро, судорожно, автоматично, лишь бы пережить текущий момент, без расчета на будущее. А надо действовать ровно противоположным образом: успокоиться, замедлиться, включить мозг, начать соображать рационально. Особенно это касается спортсменов. Как только люди останавливают тренировочный процесс, они сталкиваются с огромным объемом дискомфорта, который нужно как-то переварить. Первым делом следует снизить уровень тревоги: сократить количество поступающих новостей, сократить время в социальных сетях. Очень важно планирование, но для того, чтобы начать этот процесс, нужно обязательно задать себе вопрос: «Что я хочу? Остаться в спорте? Тогда я продолжаю тренироваться и использовать те возможности, которые есть, не в зале – так на улице, не на улице – так в квартире. Хочу поехать на следующую Олимпиаду? Тогда беру на себя ответственность за этот выбор, и, если он окажется неудачным, по крайней мере, будет не жалко, потому что я сам принял такое решение. Подобные планы позволяют потихоньку переводить свое внимание с тревожного «сейчас» в какие-то рациональные действия, направленные в будущее.
