Образец для подражания, одним словом.
Я кивнула. Честно говоря, меня никакие губернаторы не интересовали. Не мешался бы никто под ногами! У меня была своя программа действий.
Первое – оправиться от родов.
Второе – до года мне мелкого так и так кормить, считай – привязана и к месту, и к ребенку, потом полегче будет.
Третье – разобраться с наследством и наладить взаимодействие с управляющими.
Четвертое – удачно пристроить братьев.
Мало?
Да стоит только начать, не будешь знать, за что хвататься! Это я еще молчу про папеньку, про Матвеева, про Демидова, про столицу…
Молчу, молчу, молчу…
А как мне в голос взвыть хочется! Кто бы знал!
* * *
Похороны состоялись ровно через три дня.
Я стояла у гроба, который медленно опускался в землю. Не плакала, не изображала страдание – это по́шло. Да и просекаются такие вещи на раз-два.
Если уж берешься изображать какое-то чувство, следи за достоверностью игры, а то публика год плеваться будет. Я картинно рыдать не умела, вот и не изображала ничего. Стояла во всем черном, под вуалью, комкала в руках платок и молчала. Принимала соболезнования, отвечала такими же протокольными фразами – и только.
Первая бросила горсть земли на гроб, первая положила букет из темно-вишневых, почти черных роз на свежий холмик. Не рыдала, не выла, не кидалась…
И была вознаграждена фразой, которую уловила по пути к карете:
– …ты что хотела? Это не быдло, это – княжна, она иначе поди и не может, бедная…
Вообще-то могу. Но не буду.
Стыдно признаться, но каких-то сильных чувств я не испытывала. Поймите меня правильно, мне было жалко Храмова, как любого хорошего и достойного человека. Я сочувствовала ему, сострадала, понимала, мы оказались полезны друг другу, мы были союзниками, но и только. В моем сердце он места не получил.
Случись что-то с Ваней – и я буду рыдать вполне искренне.
Аришка пропала – я не могу сказать, что постоянно думаю лишь о ней, но, безусловно, пойду на многое, чтобы помочь сестричке.
Храмов умер.
Я знала, что он умрет, и я старалась не привязываться.
Андрей Васильевич, при том, что мы общались куда меньше, стал для меня вторым отцом. Храмов ничего подобного не сделал.
Это не хорошо или плохо, это просто данность.
Мне его жалко. Но жалость не заставит меня ни выть, ни рыдать, ни биться в истерике. А свечку за упокой я схожу поставлю. Обязательно.
* * *
Поминки.
Здесь этот обычай тоже есть.
Накрывать пришлось два вида столов – для бедных и для богатых.
Для бедняков – официально взяла на себя городская управа. Я внесла примерно половину суммы, и на главной площади поставили бочонки с вином и столы с пирогами, кутьей и прочим, что полагается. Я не вникала.
Любой, кто захочет помянуть генерал-губернатора Храмова, может прийти, выпить, закусить, получить горсть мелочи на помин души, иногда еще и вещи раздают… Здесь так принято.
Для «высшего общества» был накрыт стол у нас в доме.
Блюда примерно те же, но приготовлены намного лучше. Поток соболезнующих не иссякал. Мне целовали руку, мне глядели в глаза, мне выразительно сочувствовали и предлагали всяческую помощь. Застолья здесь не устраивали – понимали, как это тяжело. Обходились фуршетом.
Но и так…
К середине дня я уже на ногах не стояла. Тяжело было не морально – физически. Раньше я не понимала, отчего так устала Маргарита на балу у Сатаны. Сейчас же…
Каторжно тяжело быть точкой фокуса. Каждому улыбнуться, для каждого найти хотя бы пару слов, каждого поблагодарить и все время, каждую секунду держать лицо. Помнить о своей роли и не выходить за рамки.
Получится?
Я должна, я справлюсь…
Шло время, шли гости…
Большие часы пробили шесть вечера, когда…
Дверь распахнулась.
– Его светлость граф Благовещенский с супругой и дочерью!
Я повернула голову и застыла.
Маруся, ты дура.
Нет, даже не так. Ты хроническая, клиническая идиотка! Хоть имя бы выяснила, не стояла бы сейчас в позе удивленного суслика!
Потому что ко мне неторопливой походкой приближался отец моего второго сына.
Тот самый мужчина, который видел меня в облике Лейлы.
Единственный мужчина, который…
Ёжь твою рожь!!!
Маруська, возьми себя в руки, тебе не семнадцать лет! Соберись, иначе косточки не соберут!!!
Истошный вопль внутреннего голоса позволил мне прийти в себя. Я медленно склонила голову.
– Ваше сиятельство.
– Госпожа…
Теплые пальцы, горячие губы на моей руке…
– Примите мои соболезнования. Ваш супруг был замечательным человеком. Я плохо знал его, к сожалению, но люди, подобные Сергею Никодимовичу, являются истинными героями нашей отчизны.
Я наклонила голову, скрывая глаза.
– Благодарю вас, ваше сиятельство. Моему мужу были бы приятны ваши слова. Он был о вас самого высокого мнения.
– Он лично рекомендовал меня его императорскому величеству.
Храмов, ёжь твою рожь! Не помер бы ты – я бы сейчас из тебя все вытрясла! Что за, мать вашу, интриги? Какие рекомендации?
Хоть предупредил бы!!!
Каз-зел!
Ох, о мертвых… зато – правда! Предупреждать же надо!!!
Хорошо, что глаза я так и держала опущенными. А лицо привычно оставалось бесстрастной маской. А то в мои сильные чувства к усопшему сейчас бы поверили все.
Очень сильно хотелось его выкопать и попинать труп ногами. Что за… мать его, ежа, интриги?!
Пришлось срочно отвлекаться на спутниц моего собеседника, чтобы не выдать себя.
Имеем – блондинку. Того астенического типа, который так был популярен в оставленном мной двадцать первом веке.
Тощая, вытянутая, правда, натуральная блондинка, такой оттенок не подделаешь, смотрит на меня с неодобрением.
Ну да.
Судя по смело открытой шее и декольте, вам, дама, даже не тридцать. Вам под сорок, и вы очень плохо воспринимаете тех, кто моложе.
Сама грешна, бывало. Иногда накрывает самой примитивной и вульгарной завистью. И бьется простая мысль – к тем бы данным да мои мозги, я бы тогда бы…
Противоядие – довольство жизнью.
Если ты понимаешь, что прожила не зря, если ты все сделала правильно и так, как хотела, если… тогда тебе все равно, какая там фигурка и кому сколько лет. Подумаешь, проблема! Я уже собой довольна, а вот что именно ты наворотишь в своей жизни?
