Рори судорожно вздохнула.
– Именно так.
– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы освободить вас.
Взгляды молодых людей встретились, и Рори тихо сказала:
– Я вам верю. И буду молиться, чтобы все получилось, хотя и понимаю, с какими трудностями придется столкнуться. Мне невыносимо думать, что сама я почти ничего не могу!
Габриэлю очень хотелось взять девушку за руку, чтобы хоть как-то успокоить, но это наверняка не понравится Малеку, который прекрасно все видел, хотя и не слышал их, а злить хозяина дома никак нельзя.
– Хорошо, что вы спокойны и трезво оцениваете ситуацию: это поможет мне гораздо больше, чем вы можете себе представить.
– Надеюсь, что так, ведь больше у меня ничего нет. – Девушка улыбнулась. – А теперь появились вы.
Улыбка Рори растопила бы даже самое черствое сердце, однако прежде, чем Габриэль успел ответить, вернулся Малек. Поскольку они разговаривали по-английски, Малек тоже не стал оригинальничать:
– Вот мы и встретились, Хокинс.
Аврора испытала настоящий шок:
– Вы говорите по-английски?
– У меня множество талантов, – пожал плечами Малек. – Так что привело вас в Алжир, Хокинс: смелость или глупость?
– Мне поручено помочь попавшей в беду леди. – Габриэль обвел рукой комнату. – А вы, смотрю, процветаете, Малек.
– Да, верно. А вы до сих пор капитан маленького суденышка? – усмехнулся хозяин дома.
Мужчины явно стремились уколоть друг друга.
– Собственность – это обуза, которая требует заботы и времени, а мой «Зефир» в любой момент готов отправиться туда, куда подует ветер.
Малек фыркнул в ответ.
– Значит, будучи свободным, Хокинс, вы сами выбрали для себя роль посыльного у лорда Лоуренса и прибыли вызволить его безалаберную дочь.
Габриэль улыбнулся, ничуть не смущенный словами Малека.
– Совершенно верно. Семья леди Авроры очень ее любит и хочет вернуть домой.
– И у вас есть пятьдесят тысяч фунтов, чтобы купить ей свободу? – резко спросил Малек.
– Нет, такой большой суммы у меня нет, но, как сказал один мудрый человек, любую сделку можно обсудить.
Малек громко рассмеялся, узнав собственные слова.
– Слова и впрямь очень мудрые. Насколько близка имеющаяся у вас сумма к той, что потребовал я?
– Вряд ли я смогу предложить вам столько, сколько вы ждете, но тем не менее сумма очень крупная.
Малек сдвинул брови, а Габриэль задумался, что если ему для какой-то определенной цели требовалось именно пятьдесят тысяч?
– Я должен подумать, разумно ли в данном случае вести переговоры. – Малек жестом приказал Рори удалиться. – Девке здесь делать нечего, пока мы обсуждаем дела.
– Девке? – Голос Авроры зазвенел от гнева.
– Почему леди должна уйти? – спросил Габриэль. – Ведь от наших переговоров зависит ее судьба.
Немного подумав, Малек пожал плечами.
– Как хотите. Только женщины всегда слишком усложняют переговоры. Присаживайтесь, я прикажу принести прохладительные напитки. – Он подал знак слуге.
Все трое уселись на мягкие подушки и теперь смотрели друг на друга словно из углов треугольника. Леди Аврора продолжала кутаться в накидку, хотя из-под складок то и дело выглядывала голая лодыжка, а лицо ее напоминало гипсовую маску.
– С чего начнем переговоры, Хокинс? – без обиняков спросил Малек. – Вы уже признались, что привезли не всю требуемую сумму.
– Невероятно завышенную, позвольте заметить, – возразил Габриэль. – Это всего лишь начало торгов. Леди Аврора красива и очень дорога для своей семьи и друзей, но все мы полагаем, что это всего лишь способ заявить, что вы боитесь продешевить. Я не знаю, сколько сейчас стоят на невольничьем рынке красивые европейские девушки, но даже в Константинополе такую цену сочли бы нелепой.
Малек вскинул темные брови.
– Вам, должно быть, неизвестно, что леди потребовала освободить не только ее кузину Констанс, но и всю команду ее корабля.
Габриэль ошеломленно посмотрел на леди Аврору.
– Я как моряк не могу не оценить вашего великодушия по отношению к членам команды, но теперь понятно, почему сумма выкупа оказалась столь велика.
Аврора вздернула подбородок.
– А как мне следовало поступить? Вернуться домой, а остальных обречь на рабство лишь потому, что им не посчастливилось родиться в богатой семье?
– Господь свидетель, я так не считаю, но так уж устроен мир, в котором мы живем. – Габриэль на мгновение задумался. – А семья вашей кузины Констанс не захочет внести свой вклад?
Выражение лица девушки изменилось.
– Несмотря на то что Констанс благородного происхождения, у нее нет близких родственников и собственных доходов.
«Другими словами, с этой стороны денег ждать не приходится», – нахмурился Габриэль, а вслух заметил:
– Я пытаюсь определить разумную рыночную цену за двух благородных леди и пару дюжин моряков, и мне кажется, что она не должна превышать двадцати тысяч фунтов. Более того – вы уже завладели кораблем, так что двадцать тысяч – очень неплохие деньги. Как вы считаете, правитель Малек?
– Здесь цены устанавливаю я! – рявкнул тот.
– Конечно, вы можете объявить любую цену, какую только пожелаете, – согласился Габриэль. – Но все дело в том, что слишком дорогой товар так и останется лежать на полке невостребованным и не принесет вам никакой выгоды.
Слуги внесли подносы с едой и напитками и разговор на некоторое время прервался. Аврора отказалась от всего, кроме прохладного мятного чая, а вот Габриэль проголодался. Буреки – треугольные пирожки, начиненные мясом, специями, яйцами и овощами, – были восхитительны, равно как и оливки, лаваш, миндаль, финики и мягкий сыр.
– Если вы будете так много есть, мне придется повысить цену, – сухо заметил Малек.
Габриэль широко улыбнулся.
– Но ведь именно так принято оказывать гостеприимство усталому путнику.
Аврора, доселе хранившая молчание, вдруг заявила:
– Правитель Малек, в вашей стране девственность ценится очень высоко. Так может, вы организуете аукцион, на котором продадите мою? Это наверняка покроет недостающую сумму.
Глава 4
Ошеломляющее предложение леди Авроры повисло в воздухе, и в павильоне воцарилась тишина. Пришедший в себя первым Малек с сомнением в голосе поинтересовался:
– Все англичанки такие сумасшедшие?
– Не знаю, но мне часто говорили, что я именно такая, – усмехнулась девушка. – И это вовсе не было комплиментом. Девственность значит для меня гораздо меньше, чем свобода.
