— Правильно раньше жен били… У баб никакого ума нет, — Денисов сказал это так мечтательно, что за его супругу стало тревожно.
— А я с Риткой согласен! — вдруг врезался в нашу беседу сидевший до сих пор тихо в углу Сашка Коваль. — Брак — это тюрьма, которую ты еще и не имеешь права проклинать!
Я его поначалу не узнала — только косилась на странного человека в темных очках в помещении. Но сейчас он их снял — и эти необычного разреза глаза сложно забыть. Про Коваля у нас все знали, что он снимается в российских сериалах для домохозяек. Из тех, что крутят днем на центральных каналах. Потому и надел очки, запоздало догадалась я. Не хотел, чтобы поклонницы признали.
— Ты же вроде женат? — аккуратно спросил Илья и кивнул на невзрачную девушку рядом с Ковалем. Та сидела вплотную к нему, сжав побелевшие губы, и старательно смотрела в сторону.
— Потому и говорю из личного опыта, — нагло ухмыльнулся Коваль. Девчонка рядом с ним вдруг молча встала и очень быстро, зажимая руками рот, вышла из класса. Он проводил жену взглядом: — Ну и пусть бежит, дура. Нефиг ревновать было: «Я тебя одного не отпущу!»
Семейные трудности Коваля с успехом перетянули на себя внимание одноклассников, и я воспользовалась передышкой, чтобы одним махом допить вино. Мои пальцы, держащие стаканчик, чуть дрожали, но острые пузырьки вспенили кровь и стало полегче.
Тем более, что все отвлеклись на то, чтобы налить себе еще, подхватить пару фруктов или зажевать виски ломтиком мяса, и я перестала чувствовать себя будто на сцене в перекрестье прожекторов.
— Кого-нибудь еще ждем? — спросил Морозов.
— Наташку вроде, — неуверенно ответил Илья. — Она в «Фейсбуке» написала десяток восторженных комментариев, но я так и не уловил из них, приедет или нет.
— И все? Нас человек пятнадцать получается? — Морозов оглядел жующих и выпивающих.
Очки Коваля уже пошли по рукам, с ним фотографировались «на память для родственников», Рикита что-то увлеченно втолковывала Протасову и время от времени они чокались стаканчиками с водкой. Вот уж не думала, что у них найдутся общие интересы.
— Громова написала, что ей есть чем заняться кроме как на наши рожи смотреть, Потехина заболела, Бобров в Америке живет, Лисицин в Новой Зеландии…
— Я тоже живу в Германии, но я же приехала! — возмутилась уже не очень трезвая Рикита. — Потому что я вас всех люблю! Немцы так любить не умеют!
— Филистов еще в первый год после выпуска сторчался, — продолжил перечислять Морозов. — Кирюха Вольных пару лет назад от рака умер. Овсеева в уличной драке арматурой приложили.
Я поежилась. Про Филистова я знала. Он приходил ко мне под окна, долго выкрикивал, смотрел мутными красными глазами и просил одолжить хоть сотню. Я не дала. Потом долго жалела — вдруг эта сотня отделяла его от страшной участи?
— Давайте за них, — сказала Синаева и как-то ловко, быстро, опытно даже, разнесла всем стаканчики с глотком водки на дне. — Не чокаясь.
Мы все выпили, а Рикита сразу налила еще, до половины и снова жахнула залпом.
Чего это она? Не только у меня демоны внутри плачут?
— Остальные живы? Просто засранцы не хотят нас видеть? — настроение Протасову не испортил даже этот печальный ритуал. — Давайте тогда за них, как за тех, кто в море!
— Варя еще. — Илья сказал это очень тихо, но попал в паузу между подначками и суетой. — Три года назад. В аварии.
Я задохнулась от его боли. И от своей — родившийся от нее.
Каково было бы мне, если бы сегодня я узнала о том, что он тоже в этом списке?
Всегда думаешь, что одноклассники — постоянная величина. Годами будешь пропускать встречи, но стоит только захотеть — и снова всех увидишь.
Не всех.
**********
Про меня все забыли, собравшись у стола, где снова разливали, рассказывали какие-то байки из жизни, выпивали, уже беззаботно ржали.
А я все никак не могла собрать себя из рассыпавшихся частей, встряхнуться и снова играть свою роль. Смотрела на Илью, который открывал игристое для девчонок и думала, что начинаю понимать тех, кто на встречах выпускников оказывается в постели со своей школьной любовью. Даже женатых и замужних.
Если не сейчас, то когда? Когда еще в последний раз проверишь, не было ли это чувство — самым настоящим?
Я медленно допила то, что оставалось у меня в стаканчике.
Илья тряхнул головой, повернулся — и встретился со мной взглядом. Хорошо все-таки, что я за пятнадцать лет поумнела и повзрослела. Не вспыхиваю больше от смущения, не утыкаюсь глазами в пол. Все равно он сейчас отвернется и будет дальше смеяться и болтать.
Какой он все-таки красивый. Что тогда сердце замирало от его нездешности, что сейчас на фоне остальных наших парней с пузиками, лысинками и третьими подбородками, только он да Коваль выглядят так, что хочется их облизать, а не подкинуть сотню на пиво.
Но Ковалю по работе положено.
Илья так и не отпустил мой взгляд. Подхватил бутылку со стола и направился ко мне. Но тут дверь класса распахнулась и какой-то из одиннадцатиклассников, обеспечивающих организацию юбилея, сообщил:
— Через пятнадцать минут официальная часть! Спускайтесь в актовый зал!
— Ну что, пошли? — улыбнулся Илья, протягивая мне руку, чтобы помочь спрыгнуть с парты. А то красиво забраться я смогла, а как обратно — не подумала!
— А Наташка как же? — забеспокоилась Оленька. — Она придет, а нас нет!
— Оставь ей записку, — Протасов нагребал на одноразовую тарелку бутерброды с собой, как будто в поход собирался. — Морозов, захвати мартини. Пару бутылочек.
— Зачем? — изумился тот.
— Ты слышал? Официальная часть? Сначала речь директора, коротенечко, минут на сорок, потом ансамбль детишек споет что-нибудь душевное… Пока, короче, будем смотреть, надо себя поддерживать чем-то.
— Тогда крекеры возьми лучше, — серьезно сказал Илья, хотя глаза смеялись.
— Обязательно. А зачем?
— Они дольше всего не портятся.
— Угу… — и Протасов начал накладывать на тарелку башенки из соленых крекеров.
— Собираемся, собираемся! Рикита, не отставай! Коваль, твоя жена в туалете плачет, мы вас ждать не будем, сами добирайтесь! Синицина, ну что ты там разглядываешь? Вернемся, прочитаешь! — у Синаевой были такие узнаваемые интонации училки младших классов, что я не могла не улыбнуться. Видимо, это уже инстинкт, как у пастушьей собаки: видишь разбегающихся подопечных — собери их в кучу и не забудь сказать «гав».
Но все-таки взрослые состоявшиеся люди гораздо способнее каких-то малолетних детей, поэтому когда мы добрались до актового зала, где нашему выпуску даже выделили отдельный ряд, выяснилось, что где-то по пути сгинули Рикита и Протасов. Причем последний — вместе с крекерами и бутербродами. Морозов чувствовал себя очень глупо с двумя бутылками под взглядами других классов.
