Обидное слово «трансуха» Инга впервые услышала от Дениса. Им уже исполнилось по шестнадцать лет, и она украдкой засматривалась на возмужавшего соседа. Казалось, что еще вчера они были детьми. Когда успели повзрослеть и почему повзрослели так по-разному? Красавец Дениска и широкоплечая, неуклюжая Инга, донашивающая его же рубашки.
К тому времени внешность свою она возненавидела и считала отражение в зеркале уродливым. А оскорбительное «трансуха» распространилось в их дворе подобно вирусу гриппа, не пощадив ни стариков, ни детей.
Тетя Наташа пыталась приструнить сына, даже отправляла его на лето к бабушке в деревню, но зараза уже расползлась, захватив территорию, и вакцины от нее, похоже, не существовало.
Ситуация не изменилась, даже когда Инга, наплевав на установки и данные когда-то обещания, отрастила волосы. Роскошная грива свисала ниже лопаток, но из всех изменений было только то, что теперь о ней стали говорить «трансуха на парик накопила!»
После смерти матери Инга поняла, ее больше ничего не держало в городе, который так и не стал ей родным. Как шмотка с чужого плеча, он не подходил ей по размеру и фасону. Можно перелицевать, выстирать и отутюжить, но ничего не изменится.
У нее не хватало сил принять простую истину – не город плох, а она слишком хороша для него.
Инга никогда и никому не причиняла зла намеренно. Люди ненавидели ее, насмехались просто потому, что могли так делать. Она же, имея силу и способности, молча глотала обиды, терпеливо сносила оскорбления. И как только в груди начинало свербеть, собираясь в тугой узел, готовый развязаться и выпустить наружу карающую мощь, Инга принималась успокаивать себя, спешила вернуться домой, старалась укрыться от летящих в нее острыми стрелами слов.
Способ нашелся необычный. Когда сила требовала выхода, Инга зажигала свечу, садилась напротив и долго смотрела на огонь, представляя, как сгорает в нем весь негатив, посланный в ее сторону.
И это срабатывало.
Если не было свечи, использовалась зажигалка, копеечная пластиковая. На другие просто-напросто не хватало средств. Инга крутила шершавое колесико, ждала воспламенения искры, и ей сразу делалось легче. Зажигалки стали для нее чем-то вроде талисмана.
Из города она уехала за две недели до своего девятнадцатого дня рождения. Ей было важно встретить новый жизненный этап по-новому. Квартиру продала быстро, сильно потеряв в цене, но времени и желания ждать более выгодной сделки не имелось.
Инга не гналась за голубой мечтой и звезд с неба не хватала, потому вариант перебраться в столицу отмела сразу. По большому счету, ей было безразлично, куда уезжать, лишь бы подальше.
Купить новое жилье не получилось, квартиру она снимала, но все равно чувствовала себя самой счастливой на свете, не думая о завтрашнем дне.
Очень быстро удалось устроится на работу официанткой в недорогой, но уютный ресторан. Коллектив подобрался отличный, и хотя первое время Инга чувствовала себя зажатой, боясь услышать оброненное кем-то ядовитое «трансуха», вскоре и это прошло.
Правда, некоторые старые привычки не желали ее покидать. Инга продолжала сутулиться, стесняясь и своего роста, и размера плеч. Уговоры коллег не могли ее убедить. Даже внимание мужчин долгое время не получалось принимать всерьез. Она просто не знала, каково это – быть желанной.
Инга даже про свой дар почти забыла, пока в один далеко не прекрасный день кто-то из девочек на работе попросил ее поменяться сменами.
– Инусечка, мне очень-очень надо! – уговаривала коллега. – Мой опять в командировку уезжает, завтра последний день, когда можем вместе побыть.
– У него любовница на другом конце города живет. В кирпичном доме возле банка.
Инга выпалила реплику и, испугавшись, зажала рот рукой. Зачем она так сказала? И какой дом возле банка, если она никогда не была в том районе, о котором говорила?
Она уже хотела начать извиняться, пытаться как-то выкрутиться, но сменщица смотрела на нее так, что все заготовленные слова застряли у Инги в глотке.
– Извини, ерунду какую-то ляпнула. – Инга протянула руку, но девушка отшатнулась от нее, как от прокаженной. – Эй, ты чего? Я ведь извинилась.
– Кто тебе рассказал? – Наконец донеслось до Ингиных ушей. – Они все врут! Он меня любит. Меня!
Девушка сбежала, расплакавшись, оставив ее в недоумении.
На следующий день Инга вышла на работу не в свою смену и весь день ловила на себе настороженные взгляды. Хотелось бы думать, что это просто реакция на нового человека, но что-то подсказывало ей: все куда сложнее.
Уже переодеваясь вечером, она не услышала даже, скорее ощутила чужое присутствие. Обернулась и вздрогнула. В тесной раздевалке собралась целая делегация. Официантки, поварихи и посудомойки. Все они смотрели на Ингу, а у нее никак не получалось понять, пришли они с миром или же с войной.
Молчаливая дуэль продолжалась некоторое время, пока вперед не вышла одна из женщин. Ее Инга не знала, но судя по форменной одежде та являлась администратором смены.
– Вы Инга? – начала она, прекрасно понимая, кто перед ней. – Меня зовут Ирина Михайловна. Можно просто Ирина.
– Да. Что вам нужно?
– Нам про вас Полина рассказала. – Инга вспомнила, что так зовут девушку, с которой она поменялась рабочими сменами. Внутреннее напряжение росло, рука непроизвольно опустилась в карман, сжимая там зажигалку. – Вчера вы с ней общались.
Она выдохнула и от нахлынувшей слабости опустилась на длинную жесткую лавку, стоящую вдоль шкафчиков. Инга все еще не понимала, чего от нее хотят.
– Дело в том… – Ирина Михайловна запнулась, прочистила горло и сделала осторожный шаг в ее сторону. Остальные даже не шелохнулись. – Дело в том, что вы очень точно описали ее ситуацию, но Полина уверяет, будто вы не знакомы с обстоятельствами ее семейной жизни. Это правда?
– Что именно?
– И первое и второе, – женщина улыбнулась виноватой улыбкой, чуть вжала голову в плечи.
– Полина вас прислала? Я ведь объяснила, что думала о чем-то своем и случайно озвучила мысли.
– Вот-вот! – она подсела к Инге. – Поля так и описала ваш разговор. Помогите, прошу! – Руки женщины взлетели к груди и сложились в умоляющем жесте.
Для остальных ее слова послужили чем-то вроде выстрела стартового пистолета для бегунов. Они загомонили все разом, подаваясь вперед, и замолчали, стоило Ирине Михайловне обернуться в их сторону.
– Ничего не понимаю. – Инга переводила взгляд с сидящей рядом женщины на застывшую в ожидании толкучку. – Если Полина обиделась, я сама извинюсь перед ней. О какой помощи речь?
– Полинка сама дура! – Ирина Михайловна по-бабьи протяжно вздохнула, разом растеряв всю свою строгость и чопорность. – Ей сколько раз уже пытались глаза открыть, она ни в какую. Он ведь раз в две недели в свои командировки мотается, только денег из них не привозит, еще и свои оставляет.
