– Уходи, Марина. – Кольцов проглотил вставший в горле ком. – Я готов общаться исключительно ради дочери, если ты снова позволишь нам видеться. Документы на развод подпишу. Или нужно идти в суд?
– Ты уверен? – Из просящей ее интонация стала угрожающей.
– Как никогда. – Он не был уверен, и где-то в мозгу скреблась подлая мыслишка дать шанс предавшей его женщине.
– Ну хорошо. – Она встала, прошла мимо него, обдав волной гнева. – Сейчас я уйду, но теперь тебе придется побегать за мной, чтобы получить развод. Так и передай своей потаскухе!
– Марина, тебе потом станет стыдно за подобные слова. А я уже сказал, что у меня никого нет, успокойся, пожалуйста.
– Не делай из меня дуру, Тимоша! – Она особенно выделила его имя, будто надавила каблуком на горло. – Знаю тебя как облупленного. На рожу свою счастливую посмотри. Явно не на меня такая реакция!
Он молчал. Марина, скорее всего, не ждала его ответа. Зачем ей жалкие попытки оправдаться? Его бывшая действительно умная женщина и при других обстоятельствах он даже мог бы ее…нет, не простить, скорее попытаться понять. Прошлое должно оставаться в прошлом, за закрытыми наглухо дверями.
Кольцов не просчитал хитрого маневра, когда Марина потянулась за своим зонтом, воспользовавшись теснотой прихожей и тем, что каблуки прибавили ей пару сантиметров роста. Ее руки гибкими змеями обвили его шею, а губы прижались к его губам. Он не ожидал такого напора, ведь Марина никогда не отличалась особой страстностью. Он любил ее совсем за другое, и этого другого в ней больше не осталось, а тем ворованным поцелуем она будто выпила из него последнюю каплю нежности, о которой Тимофей и сам не догадывался, настолько тщательно та оказалась спрятанной.
Когда он мягко отстранил ее, Марина даже не стала возражать, она тоже все поняла. Вышла за дверь и не оборачиваясь стала спускаться по ступеням. Кольцов слушал звук удаляющихся шагов, затем стук хлопнувшей двери в подъезде, а после наступившую тишину. Оказывается, тишину тоже можно слушать.
В сложившейся ситуации его расстраивало лишь одно – увеличившаяся пропасть между ним и дочерью. Марина ни за что не простит ему равнодушия.
И как только Кольцов решил, что на сей раз бывшая жена ушла навсегда, взгляд зацепился за оставленный в углу зонт – напоминание о том, что все случившееся ему не привиделось.
Когда он уже собрался догнать Марину, чтобы отдать забытую вещь, в кармане завибрировал мобильный. Не глядя на определитель номера, он приложил трубку к уху, и губы его расплылись в улыбке, когда прозвучало:
– Товарищ майор, я приглашаю вас прогуляться.
Глава 5
Зов был похож на пение мифической Сирены, которой невозможно противиться. Жора и не пытался, зачем ему это? Он видел свое будущее, оно не обрывается вот так: неожиданно и вдруг! Хотя были и в его видениях слепые пятна, но сегодня он точно не планировал умирать.
Его не удивила знакомая дорога, не удивил подвернувшийся частник, подбросивший до нужного места, от которого пешком всего ничего. А удивила абсолютная, ненормальная какая-то тишина, царившая на брошенной стройке. К моменту, когда он подошел к забору, чтобы толкнуть калитку и войти, зов внезапно прекратился и тишина сдавила виски. Не больно, но и приятного мало.
Что-то изменилось. Он уже разгадал загадку, знал, что зовут его в ночь жертвоприношения, и когда придет его очередь лечь на алтарь, призовут в последний раз. Сегодняшний раз не последний, сегодня он простой наблюдатель, летописец мрачного жнеца. Почему выбрали именно его, Жора не знал и вряд ли когда-то узнает, он всего лишь пешка, как и остальные в жестокой задумке кого-то, кого он не может почуять, распознать, а следовательно, не знает, как с этим некто бороться. Вот бы прилетел его закадычный дружок ворон да нашептал бы правду. Только ворон давно пропал, два года от него ни слуху ни духу, как в воду канул.
В воду канул. Сравнение отчего-то развеселило Жору, подняло в душе что-то смутно знакомое да будто забытое, стертое из памяти. В ушах зашумело, послышался плеск близкой реки, коей тут быть не могло, в носу засвербело от запаха тины. Да нет, показалось! Жора даже рукой махнул, отгоняя наваждение.
За забором ничего не изменилось. Та же серая громадина храма, пронзенная будто копьем столпом адского пламени. Самого пламени Жора пока не видел, но уже слышал его гудение и треск, кожа зудела от близкого жара. Ближе подходить он не рискнул. В прошлый раз ему помог тот следователь, что следил за ним, сегодня Жора был здесь один. Сгинет, и никто не чухнется, пока не найдут хладное тело. Будущее обманчиво, может пойти совсем по другому пути, которого он еще не видел. Опять же – слепые пятна…
Откуда вышел тот пацан, Жора не понял, просто вдруг взял и появился перед ним. А раз появился, значит мертвец. Да еще, похоже, неприкаянный, больно уж вид скорбный.
Пацан поманил Жору за собой, отводя подальше от пламени, жар которого становился все ощутимее, и отдельные сполохи его проявлялись то тут, то там. Легче было подчиниться, чем начать выяснять причину появления мертвяка немедленно.
Жора опасался, что покойничек окажется свежим и именно его нынешней ночью принесли в жертву. Если так, придется смириться, ничего он ему не расскажет, просто-напросто не сможет. К счастью, хотя какое уж тут счастье, пацан совсем молодой, лет пятнадцати от роду, говорил призрак охотно и бойко. Другое дело – что говорил! А нес он какую-то околесицу.
– Ты не помнишь меня, – пацан не спрашивал, утверждал ломающимся подростковым голосом, – они тебя изменили.
– Кто они? – Жора знал, покойнички могли сходить с ума и после смерти. Поблуждай вот так пару сотен лет, по-любому с катушек съедешь. Хотя одежка на пацане казалась вполне себе современной.
– Ведьмы, – беспечно выдохнул пацан, словно речь шла о чем-то совершенно обыденном. – Их здесь больше нет, они ушли. Только ты и этого не помнишь.
В его голосе сквозило плохо скрываемым сожалением и тоской. Жоре стало его жаль. Сердце сжималось от необъяснимой нежности, но он точно был уверен, что пацана видит впервые. Тот его с кем-то путает, такое с неприкаянными случается, липнут к первому попавшемуся теплокровному, льнут как котята озябшие, а после тянут из живого силу. Сами могут и не хотеть такого, да против природы не попрешь.
– Зачем тогда заговорил, если я ничего не помню?
– Ты у меня один остался. Все остальные меня бросили, разъехались.
– Послушай, пацан, – терпеливо начал Жора, но призрак перебил его, как обухом по загривку огрел словами:
– Меня Женя зовут. Ты не помнишь меня, папа?
Вот же заело, как сломанный патефон «не помнишь да не помнишь!»
– Там кто? – кивнул Жора в сторону храма, где уже отчетливо видно было упирающийся в небо столп, отсекая царапнувшее по уху слово.
– Никого. – Пацан покачал головой. – Сегодня они не здесь.
