– Я почти уверена, что у прораба имелись способности.
– Снова ведьмино чутье? – безобидно поддел Кольцов, но Инга сделал вид, что не услышала, и продолжила:
– В том, что он не кричал о них на каждом углу, на самом деле нет ничего необычного. Толя Северцев хоть и был мудаком, но поисковик из него вышел отличный. При всей своей говнистой натуре он спас немало человеческих жизней. Мне даже иногда казалось, что таким образом он хотел отмыться от грехов прошлого. Кто знает, может, даже преуспел.
Кофе откровенно горчил, и Инга не стала его допивать, отставив стаканчик в сторону.
– Даже если так, – Кольцов постучал пальцами по столешнице, – все равно остаются вопросы. Почему убийца решил перенестись из облюбованного храма в какой-то затрапезный Дом культуры? И для чего ему понадобилось убивать несколько человек, используя разные способы их умерщвления?
– Предположу, что локация поменялась, однако суть осталась прежней. – Инга машинально взяла стаканчик и одним глотком допила горький кофе. – По сути, секта – та же церковь, у нее есть свои прихожане, они верят в бога, пусть и в какого-то своего. Для маньяка нет разницы, хотя он наверняка видит некий промысел в своих деяниях.
– Допустим. Как быть с остальными? Напомню, глаза и язык удалены у одной жертвы, второго просто задушили.
– Не знаю, – пожала плечами Инга. – Свидетель?
– Известно, свидетелями чего они все были, – хмыкнул Кольцов. – Может, мы вообще не в ту сторону смотрим. Маньяки не любят нарушать свои же правила. Обычно они довольно скрупулезны в деталях, отсюда и подражатели появляются, потому как для них уже есть готовая инструкция: бери и делай!
– Так, может, маньяк здесь ни при чем?
– А кто тогда? Охотник на ведьм?
Инга поежилась, когда по позвоночнику пробежал колючий холодок. Ощущение, будто кто-то за ней наблюдает, заставило осмотреться по сторонам. Сначала она не обнаружила ничего подозрительного, пока взгляд не зацепился за высокого, хмурого мужчину с седым ежиком волос. Мужчина совершенно точно смотрел на нее, и создавалось ощущение, что стены исчезли, исчез Кольцов и противный кофе, а сама она стоит посреди стройки на том месте, где должен располагаться храм, но вместо него из земли бьет столп ослепительного света, иглой пронзающего низкое, темное небо. Если приглядеться, станет понятно, что никакой это не свет, а пламя: ревущее, злое. Вот только приглядываться Инге совсем не хотелось, она закрыла глаза, не желая смотреть. Не помогло. Острые вспышки пробрались под веки, высекая слезы. Дышать стало тяжело, ноги почти потеряли чувствительность, и она снова вспомнила про зов…
…Уже несколько дней он не отпускал ее. Сначала был едва слышимым, похожим на отдаленный шум, приносящий небольшой дискомфорт, но если перестать о нем думать, он почти исчезал. Инга пыталась не обращать внимания, пока зов не сделался почти невыносимым.
Он, как подкожный зуд, не давал расслабиться. Его и зовом назвать в полной мере было нельзя. Если кто-то или что-то зовет, должна быть конечная цель. Инга не понимала, куда ей нужно отправиться и что сделать. В такие моменты, похожие на приступы отчаяния, она могла вдруг оказаться на улице, не помня потом, как уходила из дома; хотелось заглядывать в глаза прохожим, хватать их за руки, только бы не чувствовать свое одиночество. Ведь если не одна она слышит зов, значит, все не так плохо. Но люди все чаще проходили мимо, лишь изредка кто-то останавливался, предлагал помощь и сбегал, едва услышав ее сбивчивые объяснения.
Когда зов вдруг прекратился, Инга не сразу поняла, что изменилось. В голове оказалось пусто, звенящая тишина заполнила черепную коробку, давила изнутри, но Инга была рада. Она наконец смогла нормально поспать.
Кто и зачем ее позвал, стало ясно, когда в первую же спокойную ночь пришла мать. Инга не удивилась, их встреча должна была состояться рано или поздно. Ее не устроил бы ни один из вариантов, она даже поставила защиты от таких вот визитов, но мать с легкостью их обошла. Кровь не водица, и, скорее всего, Инга не единственная одаренная в роду. Вряд ли она стала такой, когда едва не утонула. Вот и мать в призрачном обличии почти не отличалась от живого человека.
– Скоро свидимся, дочка, – сказала она, и в словах этих не было злости, желания причинить вред или просто напугать. Мать жалела ее, и сказанное давалось ей с трудом. – Я подожду, ты приходи.
– Мама, ты… – Инга хотела спросить, не злится ли та на нее, но не успела. Глаза матери расширились, нижняя челюсть опустилась, обнажая черный провал рта, после чего раздался голос:
– Моя! Ты – моя! Никогда вам не быть вместе! Исчезнешь! Пропадешь!
Инга вскочила с постели в необъяснимом желании защитить мать, заключить ее в объятия, как в обережный круг. Она почти успела, даже смогла ощутить знакомый запах духов, но руки ее обхватили воздух. Призрак исчез, оставив после себя едва уловимый аромат – единственное подтверждение, что ей не привиделось и мать действительно приходила к ней, чтобы…
Чтобы что?
Предупредить? О чем? Она ведь ничего толком не сказала. Да и мать ли вообще говорила с ней? Голос точно принадлежал кому-то другому, по крайней мере, когда зловеще провыл: «Ты – моя!»
И вопросов снова стало больше, чем ответов. Она ведь почти поверила, что ее звала к себе покойница, просто обладающая силой ведьмы, ставшей для нее чем-то вроде инфернального рупора, делавшего Ингу податливой и слабой.
От чужого прикосновения она вздрогнула. Слишком горячим и резким оно показалось. Инга попыталась отыскать странного мужчину, но тот либо ушел, либо его и вовсе не существовало. Рыская глазами в поисках нужного человека, она не сразу обратила внимание на Кольцова. На его лице застыло выражение беспокойства: брови сошлись у переносицы, губы были плотно сжаты.
– Инга, что с тобой? Кого ты увидела?
Она не успела ответить, когда он приподнялся на стуле и потянулся к ее лицу, будто хотел убрать упавшую ресничку. Интуитивно отпрянув, уже в следующую секунду она подалась вперед, только Кольцов уже вернулся на свое место, не собираясь повторять попытку.
– Показалось, что там стоит мой знакомый, – неловко соврала она, указывая в сторону.
– Поэтому ты заплакала?
Инга коснулась щеки, ощутила под подушечками пальцев влагу.
– Тимофей, мне нужно… – Подхватив сумку, прижала ее к груди, понимая, что ни за что не сможет встать и уйти. Тело сделалось непослушным, чужим, при этом она ощущала невероятную легкость, какая бывает, когда раскачиваешься на качелях и резко летишь вниз, почти в свободном падении, длящемся несколько мгновений. Но даже тех мгновений хватает, чтобы сердце напуганно сжалось, пропуская удар.
– Инга, ты меня пугаешь! Что случилось?
– Ты не поверишь, если я скажу.
– Хватит уже повторять одно и тоже. – Он вроде бы разозлился. – Я верю тебе, слышишь? Верю!
– Значит, мы оба сошли с ума. Проводи меня, пожалуйста, до дома. По дороге я тебе все расскажу.
