– Да я и сам не знал. А всё потому, что сланец – это камень, – сказал Эдвин усмехаясь. – Знаешь, я как-то не привык закусывать камнями. Главным образом потому, что люди камней не едят.
– Эй, да ты же сам просил его дать попробовать. Никто тебя не заставлял. Это я у него подопытный кролик.
– Знаю, но что поделать, твой отец располагает к себе, – ответил Эдвин. – С ним всегда весело. Забавный чувак.
– Рад, что хоть одному из нас это кажется забавным, – буркнул я.
На самом деле мне тоже нравились папины причуды, но я изо всех сил скрывал это.
– Короче, – сказал Эдвин, язвительно улыбаясь. – Сейчас мы отправимся в наиувлекательнейшую прогулку по зоопарку.
Я закатил глаза.
Вот что значит быть таким богатеньким, как Эдвин: когда ты можешь позволить себе абсолютно всё что угодно, самые обычные вещи кажутся тебе скучными. Прошлой зимой он вместе с родителями катался на вертолёте над Восточносибирским заповедником в России – какой уж тут зоопарк.
Наверное, поэтому ему и нравился мой отец. Чокнутый, эксцентричный и весёлый (но это не точно) папа – такого ни за какие деньги не купишь.
– Чего ты сразу, – сказал я. – Может быть, мы придём в восторг от вида измождённых животных, запертых в клетки?
Эдвин рассмеялся. Ему всегда нравился мой жутко мрачный оптимизм. По-моему, это у меня наследственное.
– Ну ты и гвинт, – сказал он.
Гвинтом Эдвин называл меня, когда считал, что я слишком занудствую. Понятия не имею, что значит слово «гвинт», но каждый раз оно было в тему. У него вообще талант придумывать всякие прозвища. Вспомнить хотя бы Острый соус. Так звали одного из наших учителей в ПУКах, который сопровождал нас на экскурсиях. По настоящему его звали мистер Вустершир, и всем было известно, что вустерский соус совсем не острый, но, во-первых, Эдвин про это не знал, когда придумал кличку, а во-вторых, Острый соус звучит круче, чем «прочие пищевые добавки». И прозвище так и осталось.
– Да ладно тебе! – ответил я. – Кстати, твой ход, или ты тянешь время и надеешься, что я забуду о своём гениальном плане?
Эдвин фыркнул и достал телефон. Когда мы познакомились, то выяснилось, что у нас есть нечто общее. Мало кто из детей играл в шахматы. Если честно, то мне попадался только один такой – Дэнни Ипсенто. Мы раньше жили на одной улице. Правда, потом выяснилось, что кроме игры в шахматы он любит поджигать что попало и швыряется ботинками в голубей, и дружбы не вышло – человеку с моим везением опасно иметь друзей с такими подозрительными наклонностями.
В общем, шахматисты – явление редкое. Именно поэтому я глазам своим не поверил, когда увидел, что Эдвин запускает на телефоне приложение «Шахматы с друзьями». Я сам начал играть только потому, что папа бредил этой игрой и с трёх лет приучил меня играть в неё. Он постоянно повторял, и какая она древняя, и что это единственная игра, где успех не зависит от удачливости игрока, и что всё в твоих руках. Любой ход, любая победа или поражение зависят только от тебя. Где ещё такое встретишь (особенно если ты Бельмонт). Я полюбил игру с детства, но выигрывал редко. Итог любой партии зависел только от моих действий. Что крайне удобно для того, кто родился в семье отчаянных неудачников.
Но до отца я и близко не дотягивал. Да и до Эдвина, если честно, тоже. Я выигрывал у него через десятый раз на пятнадцатый и подозревал, что он нарочно поддаётся, чтобы я не бросил играть.
Он тоже с детства играл в шахматы. Его отец мало того что был крайне состоятельным человеком, так ещё и оказался бывшим чемпионом мира по шахматам. А Эдвин всегда боготворил своего отца настолько, что даже пытался копировать его жесты. Не сомневаюсь, что когда-нибудь он будет ходить и разговаривать в точности, как он.
Впрочем, Эдвин любил шахматы ещё и потому, что любил угадывать сокровенные мысли людей. Может быть, поэтому у него и было столько поклонников.
Когда группа двинулась вслед за Острым соусом по бетонной тропинке, Эдвин как раз сделал ход.
– Чувак, даже представить не могу, что ты задумал, – сказал я.
Собственного телефона у меня не было (долгая история), поэтому придётся ждать, пока я доберусь до компьютерного класса, чтобы сделать ответный ход.
– Только сильно не заморачивайся, – поддразнил меня Эдвин. – А то не успеешь насладиться невероятной и увлекательной экскурсией, организованной ПУКами.
Я хмыкнул.
Экскурсия началась с посещения выставки «Большие мишки» – можно подумать медведи бывают другими. Мы вошли на площадку, с трёх сторон окружённую облепиховыми деревьями (ну да, я чуток разбираюсь в растениях) и низкими заборчиками. Прозрачное стекло отделяло питомцев от посетителей медвежьей выставки. Мы видели каменистый утёс, усеянный булыжниками. Нам хорошо было видно нескольких огромных медведей, разлёгшихся прямо на склоне.
Все затаили дыхание, когда гигантские медведи повернули головы, чтобы посмотреть на нас. Волосы у меня на руках встали дыбом, когда самый крупный медведь уставился прямо на меня. Он заревел так грозно, что его рык было слышно сквозь толщу защитного стекла.
Если честно, то я не любитель животных. Да и большинство домашних питомцев шарахались от меня как от огня. И это даже обидно, если учесть, что собаки уже несколько тысяч лет – первые друзья человека. Но теперь я просто замер от ужаса. Ревущий огромный медведь в Линкольн-парке – это вам не кошечки и щенятки.
Трудно объяснить, но я сразу понял, что что-то пошло не так. Было совершенно ясно, что медведь невзлюбил меня с первого взгляда. Все притихли и наблюдали, как огромный зверь поднялся на задние лапы и сделал несколько шагов в нашу сторону. В полный рост он казался втрое выше меня, а передними лапами мог с лёгкостью содрать с меня скальп.
Медведь оскалился. Затем наклонился и поднял один из булыжников. Весь класс ахнул. Некоторые засмеялись, когда медведь заковылял к нам поближе с огромным камнем, зажатым в лапах.
– Мне кажется или тот медведь правда только что поднял камень? – спросил Эдвин.
Молоденькая сотрудница Лекси (имя написано на бейджике) подошла к нашей группе.
– Не стоит беспокоиться, – сказала она, радостно улыбаясь. – Уилбор и другие взрослые медведи любят покидаться камнями. Они очень игривые существа. Почти как собаки и кошки.
Уилбор ещё раз дико зарычал. Лекси по-прежнему улыбалась, но нервно оглянулась на него. Белый верзила подошёл ещё ближе и камень не бросил. Теперь он стоял у самого стекла по другую сторону.
БАМС!
Толпа ахнула и дружно попятилась, когда стекло задрожало. Но оно не разбилось и даже не треснуло.
Лекси больше не улыбалась, но изо всех сил старалась убедить нас, что всё в порядке.
– Здесь особо прочное пятислойное противоударное стекло, – сказала она дрожащим голосом. – Беспокоиться не о чем.
