– Ну, – (я почти видел, как он пожимает плечами), – это настоящий тупик.
– Ага! – кивнул я. – Для всех, кроме Вольфара Рега! Последовала красноречивая пауза, а затем я, затаив дыхание, спросил:
– Сколько нам туда лететь?
– На форсированной мощности – часов восемь!
Глава 7
Непрекращающееся противоборство между аппетитом и нервами вступило в новую фазу, и волнение вновь брало верх. Я был вынужден признать это, глядя то на Уилкинса, с увлечением обгладывающего кости, оставшиеся от целой жареной курицы, то на собственную нетронутую тарелку, – оба зрелища вызывали у меня примерно одинаковое отвращение. Впрочем, угроза голодного обморока надо мной не довлела, ибо за прошедшие шесть из восьми отведенных на погоню часов я уже однажды потрапезничал.
Собственно, это было первое, что я сделал после того, как Реналдо отдал в рубке все необходимые распоряжения. Сам адмирал (так называли здесь Венелоа) проводил меня в столовую, располагавшуюся как раз в районе брюха дракона, и заказал обед. Правда, скорее не из любезности, а из желания узнать, что же происходит, но я был не в обиде и изложил ему основную последовательность событий, имевших место после нашего расставания в системе Денеба. Это заняло у нас все время обеда и последующего визита в медчасть, где мне наконец-то нормально обработали руку, сшили края раны и вкололи обезболивающее. Затем герцог предложил мне восстановить силы и отдохнуть в его собственной каюте, но из этого ничего путного не вышло… Несмотря на гнетущую усталость и накатывающуюся волнами реакцию от пережитого стресса, уснуть не удавалось. Болезненно ныла рука, в голову постоянно лезли фрагменты этой истории (в особенности почему-то именно те, где можно было вести себя и поумнее), и все это на общем фоне гадания: успеем – не успеем… Я пытался успокоить себя рассуждениями на тему “А что я вообще так дергаюсь?” или “Можешь хоть удавиться, но быстрее мы не полетим!”, но облегчения это не приносило. Мы отчаянно спешили, и это носилось в воздухе в самом прямом смысле. Обычно благодаря искусственным гравитаторам и мощнейшим инерциальным амортизаторам внутри космического корабля ощущение движения отсутствует напрочь, но сейчас, на максимальной скорости, амортизаторы справлялись не до конца, что выливалось в тончайшую вибрацию, совершенно безвредную, но заметную. И эта непрестанная, идущая отовсюду дрожь словно гипнотизировала меня, вновь и вновь зацикливая на “успеем – не успеем”…
Промаявшись так часика полтора, я вернулся на командный пункт, в рубку, но там ничего интересного не происходило, разве что вибрация была еще чувствительнее (очевидно, в силу конструкционных особенностей корабля-дракона)… Мы сматывали бешеное количество миль в секунду, но, за исключением небольших изменений в оптике, это ни в чем не выражалось. Я подумал, что если бы космос умел издавать звук, то треск от разрываемого “Прометеем” пространства донесся бы, вероятно, до самого ядра Галактики, но все это слабо утешало, очень слабо. Поэтому, когда Уилкинс, тоже болтавшийся в рубке все это время, предложил мне сходить еще разок подзаправиться, я с охотой ухватился за эту идею – хоть как-то можно отвлечься. И поначалу, даже несмотря на неспособность к приему пищи, я вроде бы слегка расслабился, но затем, после мгновенной потери ориентации – она означала, что “Прометей” только что совершил прыжок в систему Бантама, – все пошло по новой… Наверное, мои переживания были очень заметны со стороны, раз уж Уилкинс, вообще-то не склонный к лирике, по завершении расчленения куриного скелета посмотрел на меня с откровенной жалостью и, явно подбирая слова, сказал:
– Ну что вы, герцог, право слово… Все, что от нас зависит, сделано. Чего изводить себя понапрасну – говорят, нервные клетки не восстанавливаются.
Я усмехнулся:
– Все это я себе уже говорил. – Его жалость, однако, меня задела, поэтому я позволил себе слегка пройтись в его адрес: – Но ключевое слово здесь – “понапрасну”. Да, майор? Конечно, исключим напрасное – вот девиз: ваш и еще половины Человечества! Что ж, может, он и не так уж плох. Но в теории, вы не находите? А на практике почему-то не выходит даже у самых закоренелых приверженцев этого принципа. Сомневаетесь? Да вот взять хоть недавний пример: в кабинете Президента Рэнда вы не стали стрелять – хотя с вашим искусством наверняка могли бы вывести Таллисто из строя, – а предпочли полезть на рапиру с голыми руками. Разве вы не рисковали понапрасну?
Слушавший вначале довольно весело, тут Уилкинс нахмурился:
– Не хочу обсуждать девизы и все такое, но пример вы выбрали неудачный! Не стрелял я по единственной причине: запасные батареи тоже сели и заряда хватало только-только на один полноценный выстрел, а он должен был пригодиться потом. Возможно, я поступил немного легкомысленно, забыл, что средний уровень физического развития и подготовленности ваших товарищей значительно превосходит лучшие человеческие образцы, но ни о какой напрасности тут и речи быть не может!
– А он – выстрел, то бишь – должен был пригодиться потом, – задумчиво повторил я. – Чтобы прострелить голову Таллисто, надо думать?
– Ну да, – слегка извиняющимся тоном подтвердил он. – Знаете, я не люблю выносить помилование врагам, которые пытались отправить меня на тот свет. Думал, кстати, – что и вы тоже не любите.
– Правильно думали. Так почему же вы не выстрелили?
– Да вы же сами мне запретили!
– Лукавите, майор! – Я улыбнулся. – Я приказал вам оставить его в покое, только когда убедился, что сами вы стрелять не станете. Согласны?
Он сделал сперва большие глаза, но я покачал головой, и ему пришлось признать:
– Да. Пожалуй, так. Но, как бы я себя ни вел, я прекрасно помню, кто из нас двоих босс! Я просто не могу принимать решения такого уровня единолично!
– Тем не менее, перекладывая ответственность на меня, вы предопределили исход. Если бы я отдал приказ убить Таллисто, то нарушил бы клятву. Даже две!
– Правда? – К нему снова вернулась веселость. – А уж не лукавите ли вы теперь, герцог? Нарушили бы клятву? Ну и что, простите? Кто бы об этом узнал? Вы же смело могли валить все на меня!
– Неважно. Я сам бы знал. Этого достаточно. Достойный ответ, но… Но этого не было достаточно, что он мне всем своим видом и показал. Что ж, я вздохнул: больше ничьей тут ничего не светило…
– Да, клятва – это лишь часть проблемы. Ведь, абстрагируясь от наших личных взаимоотношений, нельзя не признать, что смерть такой личности, как Президент Рэнда, неизбежно повлекла бы за собой множество разнообразных последствий. Я не мог оценить их в несколько секунд, да и сейчас бы не взялся…
Уилкинс удовлетворенно кивнул – никто не трусил и не малодушничал, все просто думали о будущем. А затем улыбнулся, эдак по-доброму:
– Знаете, герцог, а ведь ваш характер значительно тоньше, чем это может показаться на первый взгляд!
– Как будто бы это в равной степени не относится и к вам, – тоже улыбнувшись, вернул я комплимент и собирался еще кое-что добавить, но тут возле нашего столика материализовался один из адъютантов Реналдо.
