– Неужели промахнулся? – чуть подавшись вперед, вскрикнула Гаэль.
– Нет. Бренн никогда не промахивается. – Я усмехнулся, пытаясь скрыть гримасу боли. – Читайте прессу! Он и тогда попал. Но прежде чем упасть, молодой герцог успел всадить сестре нож в сердце. Вот так-то!..
Гаэль инстинктивным жестом провела рукой по лбу и неуверенно спросила:
– Так что же, вы бежали сюда от мести родственников?
– Нет. Я бежал не от мести, а за ней. Видите ли, ее старший братец остался жив. Кинжал Бренна буквально на дюйм разминулся с его сердцем, а мы все были тогда в таком ужасе, что никто даже не удосужился это проверить. Говорят, он чуть не истек кровью той ночью, а потом еще долго болтался между жизнью и смертью, но для меня единственно важным было то, что он не сдох. Я прилюдно поклялся, что отправлю его вслед за сестрой! Несмотря на то что убийца ответил мне сходным обещанием, он, видимо, опасался меня несколько больше, чем я его, потому что на протяжении нескольких лет практически не покидал свой родовой замок. Я мог только ходить вокруг и щелкать зубами. Поэтому, когда умер Король Торл, Принц согласился на Испытание и я узнал, что мой заклятый враг записался, так сказать, в участники, то не колеблясь последовал за ним сюда. Однако добраться до него мне так и не удалось: как я уже говорил вам, Вольфар прирезал его раньше.
После этой фразы в пещере повисла тишина. Слишком уж глухая; быстренько выглянув наружу, я убедился, что в пелене дождя и впрямь возникли прорехи, да и ветер изрядно поумерил свою мощь… Поэтому, вернувшись, я коротко сообщил:
– Мне надо идти!
На мгновение на лице Гаэли возникло странное отсутствующее выражение, будто бы уже виденное мной раньше, но затем она покачала головой и зажгла сигарету:
– Идите! Конечно! Я буду ждать вашего возвращения! Я бросил быстрый взгляд по сторонам, но решил, что какая-либо поклажа будет мне только мешать, и устремился к выходу. На пороге я обернулся, и она помахала мне вслед рукой с горящей сигаретой…
Глава 7
По выходе из укрытия на ногах мне удалось преодолеть ярдов двести, затем резкие встречные порывы ветра заставили меня опуститься на четвереньки, но даже так, несмотря на отчаянные усилия, я продвигался вперед черепашьим темпом. Теперь уже у меня исчезли последние сомнения в нелепости этого похода: поддавшись искушению небольшого расстояния, я явно переоценил свои возможности его преодолеть. Однако, очередной раз попав в сети собственного упрямства – ни на дюйм не отклоняться от намеченного курса, – я лишь изо всех сил отталкивался рифлеными подошвами и затем цеплялся пальцами за мельчайшие шероховатости скользкого камня. Со стороны выглядело, наверное, достаточно героически – прямо альпинист, штурмующий непокорную вершину. Только вот всю сцену стоило бы развернуть на девяносто градусов.
Наконец, в награду за мою твердолобость роза ветров вроде бы смилостивилась надо мной: несущий струи дождя шквал перешел в боковую плоскость, и я вновь рванул вперед способом более пристойным для существа, наделенного интеллектом. Но, разумеется, это была только каверза – стихия никогда не упустит случая посмеяться над тем, кто мнит себя выше, – направление ветра изменилось еще раз, и, получив неожиданный удар стеной по спине (не могу более точно охарактеризовать это ощущение), я рухнул головой вперед, после чего прокатился еще несколько ярдов на манер ветоши. К счастью, я вроде бы ничего не сломал и отделался одними ушибами, но пара попыток хоть как-то продолжить путь была жестоко пресечена вновь набравшим силу ураганом. Смирившись с неизбежностью, я позволил откатить себя под защиту одной из достаточно высоких ступенек, перерезавших плато, и залег там, пытаясь хоть немного восстановить дыхание.
Получив, таким образом, передышку от непрерывного решения прикладных задач, мой мозг, предоставленный самому себе, вернулся к недавнему эпизоду, когда я почему-то выложил Гаэли самую… гм… сокровенную историю из моей жизни. Прежде я никогда не обсуждал эту тему ни с кем, даже с непосредственными участниками событий. И теперь, освежившись и остудившись (возможно, даже несколько чрезмерно), я нето чтобы корил себя за откровенность, но с определенным беспокойством осмысливал тот факт, на который мельком обратил внимание в начале нашего с ней последнего разговора. Что-то с Гаэлью было не так!.. В глобальном смысле. Все это ее навязчивое любопытство, на которое я долго смотрел сквозь пальцы, не могло быть только лишь журналистским желанием сенсаций. Слишком уж живо ее задевало все так или иначе связанное с Керторией… И потом, если вдуматься, ее осторожность и неназойливая скрытность в отношении самой себя были воистину удивительны. Люди обычно с удовольствием рассказывают о себе – собственно, для большинства из них это вообще излюбленная тема, – она же по собственной инициативе не обронила ни слова о своем прошлом. В то же время с обстоятельствами моей жизни она успела ознакомиться настолько основательно, что знала о ней, пожалуй, едва ли не больше всех во Вселенной. Конечно, в принципе я мог бы объяснить такой повышенный интерес к своей персоне высокими личными качествами. Объяснение, приятное для самолюбия, но, разумеется, не имевшее ничего общего с действительностью. Мои личные качества были совершенно ни при чем. Возможно, я был ей симпатичен (так же как и она мне, если посмотреть правде в глаза), но Гаэль занималась керторианцами и до встречи со мной. Задолго до встречи со мной… Я внезапно с необычной для себя отчетливостью понял, что в ее прошлом кроется какая-то тайна. Нечто, вполне вероятно, важное для… Для чего? Пока я не мог даже предположить. Но, например, так ли вдруг заговорила она о мотивах всего происходящего?..
К сожалению, к этому моменту я уже здорово замерз, и мне просто необходимо было двигаться, благо ветер опять ушел вбок. Так что пришлось прервать раздумья и ограничиться обещанием непременно разобраться с этой загадкой сразу же по возвращении. Причем я не поленился дать себе Большое Торжественное Обещание, обычно доводившееся до завершения. Менее торжественным, к сожалению, нередко случалось забываться.
Покончив с этим, я вновь вскочил и бросился вперед. И шутки шутками, но вскоре дело приняло неожиданно скверный оборот… Я чертовски устал, жутко захотел спать и не мог согреться, даже находясь в непрестанном движении. А по испытанным в прошлом перегрузкам я знал, что мой организм, как и любого керторианца, будет более-менее исправно служить до момента полного истощения, после чего попросту вырубится. И я чувствовал; что этот момент на подходе: случись, например, мне еще раз упасть, можно уже и не подняться, а это гарантировало в перспективе смерть от переохлаждения. При этом милю-то я уже явно преодолел, даже милю с хвостиком наверное, но лаборатории видно не было. Сколько я ни вертел фонарем, пронизывая окружающий мрак, никаких следов разумной деятельности вокруг не было и в помине – только скользкая неровная каменная равнина… Видимость была, разумеется, отвратной – не превышала двухсот ярдов, так что я все брел, утешая себя, что карта в офисе CIL была не слишком подробной, в оценке расстояния легко было ошибиться и я вот-вот увижу впереди контуры здания. ”
