– Ты хотела у меня что-то спросить? – полуобернувшись уточнил он между тем, пока я, опомнившись, не проследовала за ним к балкону.
– Пустяки, – отмахнулась, не желая развивать ту скользкую тему с его заданиями. Я просто очень боялась услышать провокационные подробности.
Да и ведь действительно же не мое это дело? Нужно лишь быть благодарной той возможности, которая выпадает далеко не каждому.
Правда, как бы я ни старалась себя убедить в обратном, неприятный осадок все же остался
Приземлив подносы на столик из ротанга, Ник принялся расставлять там всяческие баночки с джемами, тарелки с тостами. Я же подхватила кофейник и первым делом налила кофе нам обоим.
– Так мои документы не поддельные? – все-таки вырвался у меня вопрос, прежде чем я приступила к еде: фруктовой нарезке, яичнице, тостам с джемом и маслом.
Продолжая намазывать хлеб, Хартвин удивленно вскинул брови:
– Нет. А с чего ты взяла?
– Эм, я просто уточнила. Извини, – поспешила оправдаться, ставя напротив одной проблемы жирный такой плюсик.
– А что с моей старой симкой? – продолжила я.
– Уничтожена.
Вот теперь моя очередь была удивляться.
– Зачем? – только и спросила прежде, чем сделать необходимый глоток кофеина.
– Чтобы тебя не нашли по старым контактам, – спокойно прибавил мой бос, приступив к яичнице.
А я не удержалась от недоуменного восклицания:
– Неужели из-за какого-то обвинения в краже необходимо обязательно скрываться и менять документы?
Но ответ Хартвина меня, мягко говоря, не порадовал.
– Ты точно ничего не знаешь? И про краденные вещи, которые нашли у приятеля твоей хозяйки, и про избиение.
В ответ я лишь ошарашено покачала головой. А Ник продолжил удивлять:
– И про Большого Брата тоже не помнишь? Про то, что произошло там в ангаре?
– Я же уже отвечала, что не знаю никакого там брата, я единственный ребенок в семье, к тому же не очень-то желанный.
– Ладно-ладно, прости, я не хотел тебя расстраивать. Но и врать тоже уже не хочу. В общем, я уложил людей Бени по кличке Большой Брат, а когда зачищал территорию, то не нашел твой бумажник. Похоже, его люди подобрали его раньше копов, ведь в отчете с места преступления твое имя также не фигурировало. Да и в уликах бумажник не значился.
– А затем, через своих информаторов я узнал, что тебя ищут. Потому и запросил новые документы по программе защиты свидетелей.
Тост выпал у меня из рук. И я безумно испугалась предстоящего, ведь это же угораздило меня так вляпаться!
– И… и мне придется принимать участие в суде?
– Нет. Ничего подобного… – поспешил разубедить меня Харт. И я действительно немного успокоилась, но лишь до его следующих слов.
– Тебе придется подписать кое-какие бумаги, – нехотя признался он. – Показания и согласие на смену фамилии.
И тут до меня только дошло:
– Подожди, а ты сказал, что ты уложил тех бандитов. Это как? На лопатки что ли?
– Это значит, убил, – признался он, отведя взгляд.
Я же закрыла ладошкой рот, бросив тут же:
– И разве это законно?
– На них уже год, как ордер выписан, сам удивился, что этих отморозков до сих пор не пришили.
– Но их должны были судить!
– Им грозил электрический стул, а я всего-навсего выполнил заказ за мизерное вознаграждение. Власти жались давать больше за их устранение.
– П-п-погоди, – долго соображала я, еще сильнее вжавшись в спинку кресла, – так на них, что, поступил заказ от правительства в тот же день, что меня похитили? Да не может такого быть…
И откуда только во мне столько храбрости, возражать… Или же глупости, что больше похоже на правду.
Николас ничего не ответил, а лишь встал со своего кресла и потянулся было ко мне. Но я в ответ непроизвольно шарахнулась назад, скрипя стулом из ротанга по кафелю. И тогда, все-таки подхватив меня за плечи, он приобнял и стал вновь успокаивать:
– Эшли… Эшли, я – это я, все тот же Николас Хартвин. Ты знаешь, что эти засранцы собирались с тобой сделать, если бы им никто не заплатил? Эти твари наговорили мне всякого по телефону, когда вымогали денег… я чудом не взял с собой мачете. Уф. Ну-ну… все хорошо же…
– Я боюсь тебя, Николас, – честно призналась, отстранившись.
– А я тебя люблю, Эшли… – его грустный голос сжимал сердце до боли в груди. Слова и вовсе вызывали ответные чувства, не оставляя и шанса на сопротивление. Но я все-таки нашла в себе силы, чтобы попросить:
– Мне нужно все обдумать, Хартвин. Я-я… действительно хочу все взвесить, прежде чем снова рисковать.
– Я тебя понял, полюбить калеку с нестабильной работой, это действительно риск, – глухо бросил он. А затем стремительно покинул террасу и номер отеля.
– Нет! Ник, о чем ты? – опомнившись, бросила ему вслед.
Но услышала лишь хлопок входной двери в номер.
Через минуту та вновь приоткрылась, и уже дружелюбный, но какой-то отстраненный Николас позвал:
– Доедай и спускайся, я подожду в холле.
Хотела было спросить: "Зачем?"; да только дверь уже вновь закрылась обратно. А кричать на весь номер не хотелось.
В итоге медлить не стала, быстро дожевала тост с джемом, запила все это весьма и весьма недурным кофе.
Тоже мне, нашла о чем думать после такого-то признания.
«Но ведь как-то же жены полицейских слушают своих мужей про убийство всяких там негодяев?» – пришедшая было мысль заставила глубоко задуматься, оглядывая номер перед выходом. Заглянула в ванную и зачем-то забрала с собой старую одежду Ника.
Вышла. Затем замок за моей спиной щелкнул. Звук авто-запирания вновь вернул меня к реальности. Но ненадолго. По-настоящему нелогичные чувства привязанности, которую проще назвать уже зависимостью, перевесили. И я в очередной раз решила довериться Хартвину. Ведь за все это время он не сделал мне ничего плохого.
Да, так и есть. Пока я ему нравлюсь. А когда чувства пройдут? Что тогда? Скажу спасибо и уйду с гордо поднятой головой, как делала всегда при увольнении?
С другой стороны, а что мне еще останется?
– Мисс, – позвал меня какой-то смуглый мужчина, эдакий латинос. – Вас отвезут.
Странно, Ник вроде сказал, что дождется. Да и мнущийся с ноги на ногу встречающий доверия не вызывал. Однако окинув взглядом все видимое пространство рядом с выходом и лифтом, Хартвина не обнаружила и решила, что он попросту в очередной раз уехал по своим делам, заказав для меня трансферт. Правда, смарт-часы на руке молчали и лишь показывали одиннадцать утра.