Вот только моя голова не спешила меня радовать чередой свежих решений, а я тем временем почти машинально зафиксировала заметное ухудшение погодных условий. То есть шквал, прежде бушевавший по-своему однообразно, начал усиливаться — за пределами парома стало темно, как ноябрьской ночью, ливень хлестал сплошной стеной, а ветер закончил исполнять леденящую кровь мелодию и теперь издавал свист на одной высокой ноте. Означать это могло только одно — мы вот-вот попадем в центр урагана, и тогда-то и должна разразиться катастрофа. Более того, стоило мне об этом подумать, и я буквально физически ощутила, как с юга, из глубины шквала, на нас надвигается… нечто. Нечто, которое мы не в силах остановить, от которого нельзя укрыться, и направлено оно именно на меня. Я попыталась успокоить себя тем, что это всего лишь происки разыгравшегося воображения, но, судя по тому, как вдруг напрягся капитан, стоявший уже практически плечом к плечу со мной, ощущения мои были далеко не иллюзией…
И тут вместо спасительного озарения мне пришло на ум совсем уж скверное соображение, причем до отвращения логичное. Итак, предположим, что ураган проламывает защиту и переворачивает паром, но ведь это еще не конец разговора. Я плавала, как рыба, и, думается, не утонула бы в реке, невзирая на шторм и прочие неприятности, а допущение, что родителей Ранье постигла печальная участь просто из-за их неподготовленности в данном аспекте, критики не выдерживало. Хотя бы по той причине, что большинству телохранителей герцога удалось спастись, а тот, кто все это устроил, не мог полагаться на случай, по ходу выясняя, достаточно ли хорошо предполагаемые жертвы умеют плавать. Нет, пугающее чувство, что я являюсь мишенью, нельзя было списать на мнительность, а приближающаяся хрень являлась не просто тараном для создания бреши в защите, но своеобразной керторианской ракетой с надежной системой наведения на цель. И она была уже очень близко.
Настал самый подходящий момент, чтобы выставить себя героем с железными нервами, блистательно находящим выход из кризиса в последнюю секунду, но не будем кривить душой. Меня охватила типичная слепая паника — захотелось побежать и спрятаться, и я побежала… Куда, в сущности, было все равно, и по случайности это оказался нос парома, где я вынужденно остановилась в связи с отсутствием дальнейшего пространства для бегства. Тут-то наконец та часть моего рассудка, которая отвечает за логику и не выключается даже в самых паршивых ситуациях, кое-что выдала. По сути, меня осчастливили насмешкой, выглядевшей примерно так: «И что теперь? Остается только прыгнуть в воду самой, не дожидаясь, пока тебя туда скинут».
Уже в следующее мгновение я очень экономно оттолкнулась и по аккуратной траектории — дабы случаем не задеть край силового поля — полетела вниз, гадая про себя, почему очевидные решения всегда приходят с приличным запозданием. Естественно, до соприкосновения с водой, оказавшейся на удивление теплой, я эту великую загадку жизни разгадать не смогла, а потом пришлось отвлечься на грамотное проведение операции по спасению себя… Прыжки в воду в свое время входили в систему моей подготовки, и хотя в данном случае техника не вызвала бы у инструктора восторга, тем не менее в воду я вошла достаточно уверенно, чтобы по инерции погрузиться футов на пятнадцать и обойтись без распространенных ошибок типа потери слуха или дезориентации. Однако в отличие от тренировок я не стала выполнять переворот и подниматься к поверхности, а наоборот — с максимальной скоростью устремилась в направлении дна, опустилась еще футов на пятнадцать-двадцать и остановилась, когда давление на барабанные перепонки сделалось довольно заметным. Конечно, при необходимости я могла нырнуть значительно глубже, но сейчас смысла не было — уже на этой глубине ничто не мешало мне развернуться в горизонтальной плоскости и спокойно поплыть в сторону, где, по моим представлениям, находился берег Детанов. Да, здесь, под толщей вод, я оказалась в полной безопасности от ветра, ливня и волн со всей их магической природой, и единственной моей задачей было не покидать это надежное (и, черт возьми, такое очевидное) укрытие, пока не выберусь из зоны действия урагана. Иначе говоря, нужно было просто доплыть под водой до берега.
Само по себе мероприятие представлялось вполне выполнимым — мне, наверное, не удалось бы переплыть под водой весь Эйгвин, даже находясь на пике формы, но одолеть половину этой реки я, без сомнений, была способна в любом состоянии, тем более что паром к моменту нашего с ним расставания по идее уже находился ближе к нужному, восточному берегу. Но спустя примерно минуту после начала заплыва некоторые обстоятельства стали внушать мне серьезные опасения: во-первых, мой костюм, совершенно не предназначенный для купания, сильно снижал скорость продвижения, а избавиться от особо мешающих частей гардероба я себе позволить не могла, и во-вторых, как нетрудно догадаться, при таких погодных условиях наверху на моей глубине было совершенно темно, а это создавало реальную угрозу потерять верное направление. Все же я не стала форсировать темп, поскольку излишние усилия приводят к дополнительному расходу кислорода и в плане расстояния никакой выгоды не дают. К моему огромному сожалению, еще секунд через тридцать никаких изменений не произошло, за исключением того, что мои легкие напомнили о необходимости регулярно дышать, и две минуты — это предел. Еще секунд через пятнадцать желание глотнуть воздуха благополучно вытеснило остальные ощущения, а потом стало совсем плохо — легкие жгло нестерпимо, я уже ничего не соображала и из последних сил разгребала воду перед собой, почему-то решив, что всплывать равносильно смерти, и лучше уж так…
Как выяснилось чуть позже, это был типичный бред, к счастью, обошедшийся без фатальных последствий. Правда, когда в глазах у меня вдруг потемнело, успела промелькнуть жуткая мысль, что это, собственно, все, приплыли… А в следующий момент я обнаружила, что темнота представляет собой странную наклонную плоскость и в действительности является чудесным дном реки, в которое я вот-вот впилюсь. Тут уж я не растерялась и устремилась вверх, от радости едва не хлебнув воды, но все-таки до поверхности дотерпела.
О том, как я преодолевала оставшееся до берега расстояние и что происходило в первые минуты пребывания на симпатичном песчаном пляже, рассказать не получится, поскольку единственное сохранившееся у меня воспоминание — это вокруг навалом воздуха и можно дышать сколько влезет… Наконец я более-менее оклемалась, поднялась с четверенек и мутным взором окинула окрестности, но ничего особо неожиданного не обнаружила. Нет, безусловно, ситуацию, когда ты стоишь под вечерним солнышком на прибрежном песочке, а на реке резвится смерч, обычной не назовешь, но это было уже не ново, а значит, и не особо интересно. А в первую очередь меня интересовали два обстоятельства: судьба парома и как далеко до пристани, к которой мы направлялись. И если со вторым все было ясно — пристань оказалась совсем рядом, ярдах в двухстах к северу, то про паром ничего выяснить не удалось, ибо потоки воды, низвергавшиеся из таинственной тучи, полностью скрывали ту часть реки, где он должен был находиться, однако мне показалось, что ураган начал ослабевать.
Разумеется, я повела себя наиболее логичным образом — отправилась вдоль берега к пристани, без особой надежды вглядываясь в круговерть непогоды. Ураган и впрямь выдыхался на глазах, но у меня почему-то складывалось ощущение, что пока он не иссякнет окончательно, я паром так и не увижу, или — в худшем случае — не увижу вообще. Это, конечно же, было заблуждением — при всей тихоходности керторианского парома я все же не могла столь значительно опередить его вплавь, поэтому, если бы с ним все было в порядке, он уже должен был подходить к причалу… Хорошо, что данные соображения пришли мне в голову задним числом, иначе пришлось бы поволноваться, а так я испытала чистую незамутненную радость, увидев, как по-прежнему окруженный пузырем силового поля паром вдруг вынырнул из струй дождя совсем рядом с пристанью.
