Я продолжаю ритмично дышать ртом. Так, как меня учила врач, которая приезжала в особняк, чтобы провести мне индивидуальные занятия по подготовке к родам на дому, и считаю секунд до приезда в деревню. Внезапно я вижу, как машина начинает странно повиливать, двигаясь из стороны в сторону, будто её заносит на льду. Нас бросает зигзагами, мы даже сносим столб с указателем. Автомобиль набирает скорость. Мама-а-а! Мы можем разбиться!
— Рокс! Рокси… — испуганно зову я девушку, когда замечаю, как она… падает на руль щекой. Будто засыпает, почти теряет сознание. Роняет на него голову и жалобно стонет, борясь с тем, как её веки закрываются против воли.
— Роски, что с тобой? — она не отзывается, я хватаю её за руку, с силой встряхиваю.
Она приходит в себя, поворачивает голову на меня, я взвизгиваю, зажимая рот ладонями:
— Боже, скажи, что ты… не пила то грёбаное шампанское. Пожалуйста! СКАЖИ! — громко требую я, истерически всхлипываю.
Бледная. Очень. Почти прозрачная. Она смотрит на меня потерянными, стеклянными глазами, а по губам девушки тонким ручейком стекает алая струйка крови.
— Прос-ти. Я не поняла ничего… Сделала глоток… Совсем чуть-чуть… Данте выбил его из моих рук, но…
Она захрипела, закашлявшись.
— Проклятье! Нет! — я с силой бью по автомобильной панели кулаком и тут же взвизгиваю, чувствуя очень острую схватку, которая выкручивает узлом все мои внутренние органы.
— Я довезу тебя! Я д-дала слово брату… Немного о-осталось… — Рокси вяло выпрямляется, затуманенными глазами смотрит перед собой в лобовое стекло, давит на газ резче, держит руль крепко, сжав зубы до скрежета. Она борется сама с собой. С надвигающейся смертью.
У меня нет слов. Нет ни единого просвета в замогильной тьме. Я лишь смотрю перед собой на бугристую дорогу, по которой мчится наш внедорожник, прыгая по ямам и ухабам, и молю судьбу повернуть время вспять.
— Алиса, ты с-сильная! Ты должна жить! Должна р-родить! У тебя родится прекрасный сын… Он б-будет точной копией Данте. Обещай м-мне! ОБЕЩАЙ!
— Замолчи, замолчи, замолчииии! — закрываю уши, мотаю головой, не слушаю её.
— Не говори так! Ты первая возьмёшь его на руки! Слышишь! Не говори так, будто ты со мной прощаешься! Умоляю, я прошу тебя!
На горизонте виднеются крыши домов. По пустынной неасфальтированной дороге мы подъёзжаем к деревне, которая спрятана в окружении густых сосен. Деревню трудно найти. Главное — не пропустить секретный поворот.
— Мне жаль, родная, — хрип, стон. — Данте вернётся за тобой. Вы будете счастливы. Вместе и свободны, как вы и хотели. А я лучше сдамся на милость судьбы и приму любую её участь. Ты же з-знаешь, — Рокси вытирает рукой кровь на сухих губах, — меня монстру обещали. Шрам найдёт меня везде, где бы я не пряталась. Уж лучше смерть. Чем он.
— Ненавижу тебя, ненавижу всех вас! И Данте, и тебя! Пожалуйста, пожалуйста! Не бросай меня! Одну. С малышом. Я больше не вынесу одиночества! Не хочу как раньше, не хочу! Как жила до того, как встретила тебя…
Рокси молчит. Говорить трудно и больно. Машина резко тормозит напротив старенького невзрачного дома. Обессилев окончательно, девушка падает щекой на руль, из оставшихся сил бьёт по клаксону кулаком, пока на крыльцо избушки не выскакивает незнакомая зрелая женщина в поношенном платье с косынкой на голове. Я открываю дверь автомобиля и кричу. От боли! От кошмарной, мучительной, ядовитой боли! И душевной, и телесной грёбаной боли. Малыш скоро появится на свет в непроходимой глуши, а там, позади меня, за спиной, умирает мой самый дорогой и близкий сердцу человек. Я видела, как умер Мирон. Неизбежная участь. Рокси… я не знаю, как ей помочь. Она не выживет. Она обречена.
— Рамена, п-помоги ей, пожалуйста. Она р-рожает, — на последнем вздохе шепчет Роксана.
— Боже, деточки, что с вами? — я слышу чуть хрипловатый голос незнакомки в платке с лёгким акцентом.
— Вильмонт… Он предал семью. Убил отца.
Рокси кое-как выбирается из машины, идёт следом за нами. Знахарка помогает мне — придерживает меня за талию и ведёт в дом. Старый, бедный на вид, со скрипучими полами, самодельной мебелью. Но пахнет здесь приятно. Травами и полевыми цветами.
Знахарка помогает мне лечь на кровать, а сама начинает суетиться. Я чувствую, он уже близко… Скоро я увижу своего сына. Обливаясь холодным потом, корчась в нарастающих по силе схватках, боковым зрением я вижу, как Роксана бросает на меня последний взгляд. Будто прощается. Навсегда. И уходит в другую комнату. Она ложится на старенький, потрепанный годами диван. И больше… я не слышу её голос. Лишь чёрные пятна в глазах вижу и отрезвляющие возгласы Рамены:
— Тужься! Тужься, милая! Из последних сил! Давай! Сильно!
Я делаю всё, что мне говорят. Последний рывок… Потуга. Вопль. Мощная вспышка боли. И… долгожданный крик младенца эхом возносится к потолку.
* * *
В ноздри бьёт сильный приторный запах. Я отмахиваюсь, что-то мычу, быстро прихожу в себя, когда понимаю, что Рамена тычет мне в нос странную жидкость в бутылочке со специфическим ароматом, который приводит меня в чувства.
— Очнулась, красавица? — незнакомка с большими светло-зелёными глазами, которая спасла мне и моему малышу жизни, мне мило улыбается. — У тебя мальчик. Здоровенький богатырь! Тебе повезло, роды прошли хорошо, несмотря на обстоятельства.
Я шмыгаю носом, чувствую себя высушенной как сухарь, а ещё я чувствую удивительно приятное тепло у своей груди. Я кладу руки на грудь и ладонями чувствую маленькое хрупкое тельце, завёрнутое в пелёнку.
— Малыш! — реву сквозь слёзы. — Это правда ты? — не могу поверить, что я мама.
С неописуемой жадностью, с долей отчаяния я прижимаю к себе маленький комочек счастья, который сладко посапывает на моей груди, понимаю, что ни на секунду с ним не разлучусь. Чудо. Настоящее неземное чудо. У меня только что родился сын. А час назад я едва не погибла в страшной перестрелке.
Я не успеваю собраться с мыслями, сейчас я думаю только о своей крохе, о моём сыночке, он такой хрупкий, такой сладкий, я обнимаю его очень осторожно, боюсь сделать что-то не так, раздавить боюсь и улыбаюсь сквозь слёзы. Насладившись моментом, я вдруг падаю обратно в жестокую реальность и вспоминаю то, что было до того момента, как я потеряла чувства. Я слышу грохот двери, вздрагиваю. Малыш тоже. Рамена вскакивает со стула на ноги, она выглядит взволнованной и уставшей после того, как приняла роды. Смахивая пот со лба, снимая с себя косынку, она идёт на звуки шума.
— Демир? — всхлипывает старушка.
Я дёргаюсь на месте. Данте! Демир! Они приехали!
Я улыбаюсь, смаргивая слезы, вся трясусь от эмоций в предвкушении. Любимый! Сейчас ты увидишь своего сына… Сердце в груди быстро-быстро бьется о рёбра, шаги приближаются, я всматриваюсь в проход комнаты. Улыбка меркнет на моих обезвоженных губах. В комнату входит высокий темноволосый мужчина с тёмно-карими глазами. На нём грязный, местами рваный костюм с красными пятнами на нём, и руки… его руки все в ссадинах и засохшей крови. Лицо в порезах, синяках. Невозможно без боли и ужаса смотреть на брата Данте.
