Истории, высеченные на камнях внутри древнеегипетских пирамид, рассказывают о великом и прекрасном царе Осирисе, правившем Египтом со своей женой Исидой. Все их любили, кроме Сета, злобного завистливого брата Осириса, который вознамерился свергнуть царя и занять его место. Однажды на пир в честь дня рождения Осириса Сет принес саркофаг, украшенный золотом и драгоценными камнями. «Тот, кому он придется впору, – объявил Сет, – будет признан самым честным и преданным человеком». Придворные и гости по очереди пробовали залезть в саркофаг, но они были либо слишком большими, либо слишком маленькими. Тогда Осирис сам залез в сакофаг и идеально поместился в нем. Как только Осирис оказался внутри, помощники Сета захлопнули крышку и забили ее гвоздями. Они бросили саркофаг в Нил, и Осирис утонул.
Скорбя по убитому мужу, Исида пришла на реку в поисках его тела и нашла его уже разлагающимся. При помощи своей магии она возродила жизненную силу Осириса и понесла от него сына Гора, который впоследствии стал богом небес.
Когда Сет услышал о том, что сделала Исида, он испугался, что она сможет вернуть Осириса и тот будет искать мести. Он пошел к реке Нил и, найдя останки своего брата, разрезал их на четырнадцать кусков и разбросал их по Египту, надеясь, что теперь Осирис никогда не вернется. Вне себя от горя и ярости, Исида отправилась собрать все части тела своего мужа, но нашла только тринадцать частей. Четырнадцатой потерянной частью был его пенис. Она не могла его найти, потому что рыба-слон, известная как Оксиринх или Меджед, его съела
[70].
С тех пор люди почитали рыбу, проглотившую столь важную часть тела их великого царя. Они считали рыбу божественным воплощением Осириса, который стал повелителем загробного мира, богом жизни, смерти и воскрешения. В храмах, посвященных Осирису, люди оставляли в дар бронзовые статуэтки и мумии рыб
[71].
Глава 6
Рыбья еда
Вскоре после рассвета я слышу бой барабанов на другом конце пляжа. Я долгое время лежала без сна, прислушиваясь к шепоту волн, мягко набегающих на песок, и в нетерпении ожидая, когда наконец раздастся сигнал к отправлению. Я расстегиваю молнию на своей палатке, хватаю маску с трубкой и присоединяюсь к другим ранним пташкам, уже собравшимся отплыть от берега на небольшом судне.
Наше путешествие длится недолго, всего несколько минут до узкого пролива между нашим и соседним островом. Мой гид Семми сегодня утром уже побывал здесь и предсказывает нам плодотворный заплыв.
«Когда мы будем в воде, держитесь рядом», – предупреждает он меня, стараясь перекричать шум работающих двигателей.
Я прыгаю за борт. Меня стразу подхватывает быстрое течение, и я устремляю взгляд вдаль. Вокруг меня только сине-зеленая мгла. Затем я слышу приглушенный крик, поднимаю глаза и вижу, что Семми вытянул вверх руку с раскрытой ладонью – этот знак означает, что где-то рядом манты.
Темная тень скользит ко мне, прямо под поверхностью воды. Манта плывет против течения, но ей это нетрудно, ведь она практически один сплошной плавник – два ее грудных плавника растянуты по бокам тела в огромные треугольные крылья.
Группа людей в воде на секунду замирает, наблюдая, пытаясь оценить ее размер. Хотя эта манта не очень большая, всего около двух метров в ширину, но все равно она кажется невероятно огромной. Там временем манта уплывает все дальше, и люди выходят из оцепенения и начинают двигаться. Они суматошно перебирают ластами, чтобы не отстать от колыхающейся впереди рыбы, как дети, всей гурьбой бросающиеся за мячом. Вскоре появляется еще одна, чуть более крупная манта. От ее плавника, видимо, отъела кусок акула, но это не мешает ей плавно и быстро плыть в сопровождении свиты из нескольких пловцов, отчаянно работающих ластами и поднимающих тучи брызг. Искусственные пластиковые плавники не могут составить конкуренцию широким «крыльям» манты, и вскоре люди начинают отставать и возвращаться на яхту, чтобы та отвезла их вверх по течению. Снова и снова наша группа прыгает в воду, как будто спешит на аттракцион, который никому не надоедает.
Каждый год примерно 60 мант посещают этот пролив посреди цепочки островов на северо-западе Фиджи. Как и моих рыб-наполеонов, их можно различить по черным и белым меткам на животах. В среднем с апреля по октябрь каждый день там появляются три манты. Однажды их было 14.
Эти огромные плоские пластиножаберные рыбы приплывают сюда в основном, чтобы поесть. Через пролив течет морская вода, полная зоопланктона – живых существ, которые слишком малы, чтобы их можно было увидеть невооруженным глазом, однако их столько, что вода становится густой и мутной. Манты плавают сквозь скопления своей еды с широко открытыми ртами. Вода выходит через жабры, а планктон оседает на перистых ворсинках – жаберных тычинках, окаймляющих изнутри каждую из десяти жаберных щелей. Периодически манты закрывают рот, кашляют и проглатывают зоопланктонную пасту.
Манты не единственные рыбы, регулярно навещающие этот пролив между островами Фиджи для кормления. Пока я плещусь в воде, мимо меня проплывает стая южноазиатских тропических скумбрий (Rastrelliger kanagurta). Серебристые тела проносятся под водой, образуя беспокойную, постоянно меняющую форму массу, резко поднимающуюся вверх и пикирующую вниз, разворачивающуюся и замыкающуюся саму на себя. Бóльшую часть времени рыбы в косяке смотрят в одну сторону, темные полосы их тел параллельны друг другу. Изредка группа превращается в некое подобие сверкающего хаоса, а затем снова возвращается в упорядоченный строй. За скумбриями, как тень, следует охотник – гигантский каранкс (Caranx ignobilis), привлеченный буйной активностью и ожидающий подходящего момента для атаки. Скумбрии продолжают плыть с широко открытыми ртами, выцеживая планктон из воды, похожие на тысячи миниатюрных парашютов.
В проливе вместе с мантами появляется еще один источник пищи. Рыбки размером с палец снуют вокруг их тел, собирая паразитов и кусочки мертвой кожи. Это губаны-чистильщики; каждый день они часами очищают и приводят в порядок мант.
