Саймир
Однажды ночью – вскоре после истории с Братцем Лисом – ударил жуткий для этих мест мороз – минус восемнадцать градусов. Для зоопарка – катастрофа: ни одно помещение, в которых теплолюбивые животные и птицы содержались зимой, не только не было готово к такому холоду, но и не было рассчитано на него. Обогревался зоопарк собственной котельной, а некоторые помещения – буржуйкой. Регулярно отапливались только попугайник, акватеррариум и обезьянник.
Предчувствуя недоброе, я примчался в зоопарк на рассвете.
Единственный, кого я встретил, был Мардон – рабочий по кухне. Личность настолько необычная, что нам придется с ним еще не раз встретиться. Мардон в переводе с таджикского «мужчина». И он вполне соответствовал имени, олицетворяя именно мужское, даже первобытное начало. Лет, наверное, двадцати пяти, не более, среднего роста, плотного телосложения, весьма крепкий и мускулистый. Обладая легкой походкой примата-тяжеловеса, Мардон, когда останавливался, всегда широко расставлял ноги, и мне казалось, что он на земле не стоит, а из нее растет. Широкие, прямые скулы и мощный подбородок превращали его голову почти в квадрат, а громадные уши и большой, красивый, римский нос уравновешивали квадрат с трех сторон.
Совершенно неповторимым был цвет его кожи – темно-коричневый с синеватым отливом. Ну и, конечно, его портрет будет неполным, если не отметить маленький физический недостаток – сходящееся косоглазие, которое ему, впрочем, только придавало шарма.
Он обладал массой достоинств: простотой, добрым нравом, природной сообразительностью и смышленостью. Но из-за того, что за его плечами остались всего четыре класса, и из-за простоты и наивности в общении многие над ним подшучивали. Кое-кто считал его блаженным. Мардон никогда не сердился, не ругался и даже не хмурился. Напротив, всегда оставался улыбчивым и доброжелательным.
Если бы мне предстояло написать картину эдемовского Адама до грехопадения, то я бы писал именно с Мардона.
Так вот первый, кого я увидел в это утро, был Мардон. На морозе его темно-коричневая кожа приобрела синеватый оттенок, но не бирюзовый, как у известного индийского божества, а в ультрамарин с бронзой. На плечах – столетний пиджак, щедро оттонированный свекольной мешанкой, и драный, насквозь пропитанный комбикормом ватник, небрежно накинутые прямо на голое тело. И то и другое – нараспашку до самого пояса. Какие-то, типа стройбатовских, штаны, завязанные на веревку, ушанка, одно ухо которой висело вниз, а другое почему-то всегда торчало вверх, ну и уже хорошо стоптанные кирзовые сапоги на босу ногу. Было видно, что ему холодно, но в то же время понятно, что это не причиняет ему никакого неудобства.
Мардон с любопытством разглядывал градусник, висевший возле кухонного окна. Увидев меня, он улыбнулся своей жемчужной улыбкой и протянул руку.
– А, дохтур? Салом-алейкум! Смотри, какай мороз поднялся – дувасат градусы!
– Алейкум-ассалом, Мардон! Тебе не холодно – грудь нараспашку? – поежился я, глядя на него.
– Мардон жара, холод никогда не боясил! – улыбнулся Мардон, и его широкая добродушная улыбка растянулась от уха до уха, обнажив батарею крупных, идеально белых зубов.
Он был твердо уверен, что зубы портятся из-за того, что их трут щеткой. С обладателем таких зубов сложно на это тему спорить.
Оставив Мардона и дальше закаляться, я пробежался по зоопарку.
Из хороших новостей – все живы, электричество везде есть, печки дымятся. А из плохих – у кайманового крокодила в бассейне четыре градуса. Но с этим мы что-нибудь придумаем. Я было успокоился, но тут на хоздворе опять сталкиваюсь с Мардоном, который мне добродушно сообщает:
– Твоя любимый Саймир зима савсем не любит – подохал!
Мардон обладал еще одной удивительной способностью – всегда оказываться в «горячих точках» и быстро распространять все новости. Любые новости, и плохие и хорошие, для Мардона имели одинаковое значение – он их просто фиксировал и сообщал.
Я в ужасе помчался в бегемотник. В вольере, где обитал Саймир – так звали нашего бегемота, – царило оживление. Амин (служитель по уходу за слонами и бегемотом) в срочном порядке заваливал Саймира со всех сторон охапками сена – для согрева, а плотники утепляли окна. Вода в бассейне замерзла. Ночью бегемот спал не в воде, а на деревянном полу на соломе. Печку ему затопили только под утро. Ночные истопники про него позабыли. Выглядел он невесело, но, хотя вставать не хотел, на покойника все-таки не походил.
Когда же наконец у него растопили печку и почти всего засыпали сеном, Саймир даже начал шевелить ушками. Снаружи мы его согрели, осталось придумать, как его разогреть изнутри.
С Кешей, каймановым крокодилом, все обстояло проще: его было достаточно перетащить в теплое помещение.
Несмотря на то что крокодил при четырех градусах тепла не опаснее свежемороженой щуки, на всякий случай для его транспортировки я пригласил в помощники рабочего террариума Александра – зверолова, змеелова и аквариумиста. А пока Кеше готовили теплое место, мы с Саней вспоминали, как его ловили в первый раз – летом, в самом начале моей работы в зоопарке. Кеша был небольшим крокодилом – не более метра с половиной. Тогда предстоял ремонт его вольера, и Кешу требовалось временно переселить.
Нацепив сапоги и вооружившись сетью, двумя швабрами и транспортной клеткой, мы решительно забрались к нему в вольер. Транспортная клетка для крокодила – длинный, прямоугольный ящик с двумя дверцами, с одной и с другой стороны, – для того чтоб у крокодила сохранялась иллюзия, что он забирается не в ловушку, а просто проходит по коридору. Задача состояла в том, чтоб его туда загнать и успеть закрыть обе дверцы одновременно, когда хвост с одной стороны уже спрятался, а нос – с другой стороны – еще не появился.
До того я с крокодилами не общался и потому чувствовал себя несколько неловко. Внешне Кеша выглядел доброжелательным и был бы вовсе не страшен, если бы не его саркастическая улыбка, обнажающая на каждой челюсти по две грядки белоснежных, загнутых крючком внутрь зубов.
С Александром мы подружились с первых дней моей работы в зоопарке – были одного возраста и даже в чем-то друг на друга похожи, особенно способностью принимать быстрое решение в нестандартной обстановке. Саня – более опытный ловец (а если честно, то на тот случай – единственный из нас ловец) – меня успокаивал, обещая, что никаких проблем с Кешей не возникнет.
Я поверил на слово и почти успокоился.
Увидев незваных гостей, Кеша выходить из воды не пожелал. Недовольно натянул на глаз третье веко и поглубже занырнул. (Природа наградила крокодилов чудеснейшим приспособлением: третье веко – такая эластичная, прозрачная пленка, которая помогает крокодилу хорошо видеть под водой, как нам в маске. Некоторые профессиональные ныряльщики даже делают из нее контактные линзы для ныряния.) Воду из бассейна пришлось спустить. В своем мутном омуте Кеша точно вышел бы в схватке победителем.
