Только мы решили приступить к основательной дегустации, как на пороге появилась санитарка – Вера Степановна, или, как я уже говорил, попросту «теть-Вера». Сразу почувствовав ароматный винный дух, она тоже оживилась и, заглянув в ведро, всех по очереди обвела вытаращенными глазами. Затем, еще раз наклонившись к ведру, сделала глубокий вдох и сказала:
– Вы что, уже на ведра перешли?
– Да нет, Вера Степановна, у нас сегодня бегемот промерз, надо как-то отогревать!
– Что-то он не очень похож на замерзшего бегемота, – Вера Степановна кивнула головой в сторону Георгича, который уже успел крепко зарумяниться.
– Пахнет-то вкусно… Ну-ка, ну-ка, Юрич, налей-ка мне сваво компоту.
На этот раз мы все дружно приложились за здоровье Саймира. Действительно, вкусно. А главное, сразу согревает!
Но теперь нам предстояло изобрести способ, как это варево ввести в африканскую утробу. Так как Саймир уже отказался от чая и упорно не желал открывать пасть, я решил попробовать влить «лекарство» при помощи зонда.
Когда наша троица появилась в бегемотнике с ведром глинтвейна и кружкой Эсмарха, Саймир лишь еле повел глазом. Затолкав ему резиновую трубку поглубже в пасть и залив кружку доверху, отпускаем зажим. Теплый, еще почти горячий напиток побежал в нужном направлении. Бегемот сначала недовольно хрюкнул, пытаясь выплюнуть трубку но потом как-то сразу одобрительно захлопал своими маленькими ушками и, слегка прокашлявшись, начал чмокать! Вторая порция пошла без трубки, прямо из ведра. Осушив его до дна, Саймир одним глазом просканировал донышко и, убедившись, что там больше ничего нет, опять загрустил.
– Ну братец, завелся с пол-оборота! – несколько облегченно выдохнул я. – Никогда не видел пьяных бегемотов, ты первый.
Оставалось только ждать. Я еще немного посидел рядом. Хуже ему явно не стало. На этом успокоившись, мы отправились в лечебницу.
Уже на пороге лечебницы я громко пропел:
– А-А-А-У-У-У-ФФФ!
– А-А-А-У-У-У-Ф! УФ-УФ-УФ! – тут же прилетел ответ из бегемотника.
– Работает! – хлопнул меня по плечу Георгич.
Когда я попозже зашел к Саймиру он уже стоял на ногах и весело смотрел масляными глазками. Следующие пятнадцать минут весь зоопарк слушал концерт, транслировавшийся прямо из бегемотника. Сначала мы пели по очереди, а потом и дуэтом. И это, наверное, продолжалось бы и дальше, если бы на пороге не появился Амин с ведром каши. Его колючий взгляд на этот раз сменила добродушная улыбка.
Ну а так как быстро прогреть весь зоопарк углем все равно не получилось, то многим обитателям предложили погреться теплым глинтвейном. После чего зоопарк на несколько часов превратился в цирк. И без того шумные обезьяны просто ходили на головах. Кто умел петь, скажем, как гиббон и шимпанзе, – пели, а кто петь не умел – просто любым способом шумел или выяснял отношения с соседями…
Да, чуть не забыл сказать про слонов. Для них пришлось еще раз сходить в гастроном. Когда я принес «дозу» в слоновник, Радж (так звали нашего слона), как опытный дегустатор, очень долго «водил носом» над ведром. Немного поразмыслив, заполнил хобот винными парами, вдул их себе в рот. По глазам вижу, что понравилось. Потом опять опустил хобот к ведру и на этот раз сделал глубокий вдох. Через несколько минут он, наконец, решительно запустил хобот в ведро уже поглубже. Набрав какое-то количество вина, он начал тщательно полоскать хобот изнутри, гоняя напиток по всем хоботным пазухам.
Следующий глоток, размером почти с полведра, сразу был направлен в рот. А после третьего Радж уже активно попытался отнять у меня ведро. Его удалось отстоять, и немножко глинтвейна даже перепало Инге, хотя Радж настойчиво пытался этому воспрепятствовать.
Убедившись, что ведро опустело, Радж отправился гонять подругу вокруг бассейна. Это продолжалось довольно долго. Когда же Инга совсем выбилась из сил, слон выпросил у Амина старую покрышку от уазика – свою любимую игрушку – и несколько часов кряду увлеченно играл ею в футбол. Посетителей в такой холод в зоопарке не было, поэтому ему разрешили поиграть в полное удовольствие. Дело в том, что иногда, заигравшись, он мог запустить покрышку далеко за пределы вольера, что было небезопасно для посетителей.
Играл он, конечно, просто виртуозно. Например, старательно установив покрышку на ребро, медленно пятился назад. Затем разбегался и бил ногой. Покрышка, как мячик, летела в стенку слоновника и затем рикошетом отскакивала в обратную сторону. Радж в это время успевал подбежать и ловко направить ее хоботом к себе на спину. Покрышка два раза прыгала по его спине, а на третий попадала точно на пятку задней ноги, после чего слон умудрялся так лихо поддать, что она залетала ему снова на спину. И если Радж промахивался, то в сердцах опять начинал прямо на бегу лупить покрышку ногами, и вот после этого ее траектория становилась непредсказуемой. Он очень расстраивался, когда игрушка вылетала за пределы вольера, и вопил как иерихонская труба, призывая Амина на помощь. Иногда с первого удара покрышка улетала через слоновник в секцию копытных. А иногда он просто безобразничал, умышленно обстреливая баллоном зоопарковские машины, стоявшие довольно далеко, возле хоздвора, и в особенности ДУК – машину для дезинфекции.
Главная задача дня решена – все согрелись. У Саймира в бассейне лед потихоньку растаял, а сам он уже выглядел вполне прилично, и его состояние больше не вызывало особого опасения. А после обеда и печки хорошо раскочегарились, да и мороз несколько отпустил.
Последующие два-три дня вроде все было ничего. Саймир по утрам меня опять встречал, виляя хвостиком, правда, не очень весело. Но в целом казалось, что удар стихии мы все же перенесли с малыми потерями.
А вот потом…
Потом все и началось.
То ли на третий, то ли на четвертый день после мороза Кешу, кайманового крокодила, обнаружили уж очень спокойно лежащего под водой и совершенно не желающего подниматься на поверхность. Когда я его вытащил из воды, то сомнения и вовсе рассеялись. Кеши в зоопарке больше не было.
Наверное, мы все же поторопились перевести его в теплое помещение. Надо было делать это постепенно. Дело в том, что крокодил существо пойкилотермное, и, стало быть, температура его тела зависит исключительно от температуры окружающей среды. То есть чем теплее вокруг, тем все физиологические процессы в его организме происходят интенсивнее – жизнь бьет ключом. Но чем холоднее вокруг, тем все происходит медленнее, вплоть до почти полной остановки – анабиоза, когда животным нет необходимости не только в принятии еды и питья, но и даже воздуха требуется совсем небольшое количество.
Теперь-то я знаю, что Кешу следовало с месяц продержать в прохладном помещении при температуре 12—14 градусов, и он, возможно, пришел бы в себя. Месячную голодовку, особенно при понижении температуры, рептилии переносят абсолютно без ущерба здоровью. Они за это время лишь чуть-чуть теряют в весе. Да и средневековые мореплаватели таким же образом заготавливали крокодилятину в трюмах кораблей – свежий провиант на долгое плавание.
