Задувает лёгонький ветерок с юга, прямо мне в лицо. Это ещё один плюс для меня, потому что к лосиным стоянкам я буду подходить против ветра.
Болото кажется нескончаемым, а всего-то полтора километра, но всё ближе стенка приречных зарослей. Где-то там, может быть, пасётся моя добыча – лоси.
Подхожу к невысоким сосенкам посреди болота и вдруг замечаю на одной из них глухаря. Как жалко! Сейчас бы скрасть его и… Однако нельзя этого делать – распугаешь лосей. Если они, конечно, есть в этом районе. А быть они должны. Наши засекли вчера переход четырёх лосей именно в том направлении, куда я сейчас иду. Никто в ту сторону не пошёл, потому что решили, что это ходовые лоси, и пойдут они далеко, на Молог или даже ещё дальше. Однако я решил проверить этот ненадёжный угол – вдруг повезёт, и звери остановятся на Берёзовке.
Глухарь, увидев меня, срывается, и тут же вслед за ним один за другим с этих заснеженных сосенок слетают ещё шесть глухарей! Целая стайка! Я провожаю их «голодным» взглядом.
Вхожу в сумрачный, хоть и солнце взошло, ельник. Сырой, ароматный холод сразу окутывает меня. Перемена погоды здесь совершенно не чувствуется. Сразу начинают зябнуть руки. Разогревшись на быстром ходу, я снял рукавицы, и теперь приходится их снова натягивать. Лыжня здесь гораздо глубже, чем на болоте, и похожа на канавку. Какой-то комочек тёмный лежит. Да это землеройка! Прорылась в мягком снегу, выскочила на лыжню, а обратно пробиться сквозь смёрзшийся снег не смогла и замёрзла. Обычное дело.
Мне ещё идти часа полтора до того места, где по моим предположениям должны стоять лоси. Я ещё не знаю, что там, среди кустов в пойме Берёзовки набреду совершенно неожиданно на тех самых четырёх лосей, которые перешли сюда вчера и, словно угадывая моё направление, прямо мне навстречу, чтоб подставиться под мои выстрелы.
Первого я увижу далековато, метрах в ста пятидесяти и остановлюсь, размышляя, как же мне лучше подобраться к нему. И в этот момент всего в полусотне метров поднимется крупная лосиха, которую я не заметил, потому что она лежала под невысоким берегом речки. И те мгновения, пока она пыталась рассмотреть меня, были достаточны для того, чтобы я успел поднять карабин к плечу, прицелиться в основание шеи и быстро нажать спуск…
Было уже примерно два часа дня, когда я разделал тушу. Одному свежевать такого большого зверя тяжело, и провозился я с ним порядочно, правда, особенно и не спешил. Главное дело ведь сделано – лось лежит на месте, солнце ещё не село, а дойду до избушки и в темноте. Теперь можно, не торопясь, разложить костерок, вскипятить чайку и зажарить на костре кусок-другой печёнки…
На охоте троплением, с подхода по-настоящему испытывается умение охотника выследить зверя, подойти к нему да и ещё попасть, порой со значительного расстояния.
Восемь сезонов мне довелось охотиться на этого зверя на Верхней Печоре, в районе Печоро-Илычского заповедника, где я работал в семидесятые годы прошлого уже столетия. В своё время, в конце пятидесятых и начале шестидесятых годов, численность лося была здесь очень высока, а осенние сезонные переходы, миграции, носили ярко выраженный характер. На учётном маршруте, пересекавшем путь мигрирующих лосей, которые шли осенью и в начале зимы с севера на юг к водоразделу Печоры и Камы на зимовки, проходило более тысячи лосей за два осенне-зимних месяца (октябрь, ноябрь и начало декабря). И это на полосе шириной-то всего в десять километров!
На этом участке в урочищах Гáсники и Хорóшевка было создано лосепромысловое хозяйство. Ход лосей был перегорожен изгородями. Они направляли зверей в специальные загоны-дворы, где охотники их и стреляли. В то время здесь добывали до сотни лосей за сезон.
Однако «сливки» были сняты в течение нескольких лет. Количество мигрирующих лосей снизилось, и в годы, когда я там жил, а это все семидесятые, на этом же участке проходило раз в десять лосей меньше, чем раньше. Хозяйство стало нерентабельным, и на лосей охотились уже на местах их зимних стоянок на водоразделе Печоры и Камы.
Охота наша складывалась из трёх этапов. Первый, естественно, сама охота. На наш охотничий коллектив мы получали разрешения на отстрел 10—20 лосей. До Нового года отстреливали только единичных, а сама охота начиналась только в январе, когда и день немного прибавится, и лось на стоянках жирку нагуляет. Охотились, правда, довольно интенсивно, потому что срок охоты заканчивался 1 февраля, а в последние годы и вовсе 15 января. Вот и приходилось выкладываться.
Второй этап – вывозка мяса из тайги. Сразу мы этого не делали, чтобы не тратить времени и сил.
Третий – делёжка после того, как мясо вывезено, составлены списки охотников, таскальщиков и вообще всех жителей нашего посёлка.
Ну, а теперь об охоте.
Самое интересное в ней – это процесс тропления. Разбирать лосиные следы на зимовках – истинное удовольствие для настоящего следопыта. В многоследицу разобраться в хитросплетении следов для новичка задача непосильная. Проще всего это сделать по выволоке, по тому снегу, который «выволакивает» лось ногой, копытом на поверхность нетронутого. Если зверь прошёл незадолго до вас, то она не успевает смёрзнуться и рассыпается, когда её подденешь рукавицей.
Почему-то было принято у нас определять свежесть и направление следа, опустив приклад карабина в след и потрогав им его дно, хотя на лосиных тропах это сделать достаточно трудно. Подозреваю, что всё это ерунда.
След лося. Хорошо видны вы́волока, поволо́ка, след от копыт.
Подойти к лосю в ясный морозный день – большая проблема. Приходится использовать моменты, когда он кормится, ломает сучки, медленно переходит с места на место. Тамошние охотники говорят – лось «качается». И правда, если посмотреть издали на кормящегося не напуганного лося, то он словно качается из стороны в сторону, когда переступает с ноги на ногу.
После же сильных морозов лоси подолгу лежат. В такое время снег не скрипит под лыжами, и к зверю подойти легче, особенно если немного метёт, потому что ветер шумит в кустах и деревьях и мешает ему услышать подкрадывающегося охотника.
Тот, у кого хорошее обоняние, может учуять лосей по свежему запаху сломанных веточек на кормёжке, особенно ивы, черёмухи или сосны и даже по запаху самих лосей. У них на внутренней стороне передних и задних ног, а ещё между копытами есть пахучие железы, секретом которых они метят территорию, пути передвижения и на стоянках и на миграциях. Шерсть на этих железах коричневого цвета. Они хорошо видны, а запах, очень сильный и резкий, похож на запах фенола. Ну, это для тех, кто знает, как пахнет фенол.
В непогодь, в оттепель или снегопад, случалось набрести на лося буквально вплотную, на четыре-пять метров и слышать хруст пережёвываемой жвачки, стук зубов и даже бурчание в животе. Надо только подходить к зверю из-под ветра, чтобы не «одушить» его.
