«Способная девочка, юрист опять же, – оценил Лева. – Чего не дать? Не свои же».
– Думаю, деньгами это не решить. Мой продюсер – человек очень состоятельный. Недавно профинансировал новую аферу Илона Маска. Слышали о таком?
– Нет, а кто это?
– Да практически никто. Не берите в голову.
– Я поняла все. Куда мне приехать для съемок?
И Лева продиктовал адрес павильона, соответствующим образом оборудованного по личному распоряжению губернатора, с которым Лев Михайлович встретился накануне и расстался в весьма приподнятом настроении. Сергей Палыч одобрил затею, выделил деньги и пообещал жестко поквитаться, если что-то пойдет не так. Скорость ремонта павильона претендовала на Книгу рекордов Гиннесса.
– Ну все? Увидимся на съемках? Итак, завтра, ровно в девять утра, я вас жду, чтобы начать кинопробы, – подвел итог Лев Михайлович.
– До завтра… – Людочка замялась… – но у меня есть одна просьба.
– Какая?
– Нельзя ли Брэда Питта на Ди Каприо поменять? Он мне больше нравится.
– Вам можно все, – великодушно разрешил собеседник. – Только, чур, и у меня небольшая просьба.
Людочка снисходительно молчала, что можно было перевести как «Валяйте!».
– О наших с вами планах не должна знать ни одна живая душа. Завистники не дремлют, а художественный процесс такой чувствительный к темной энергии недоброжелателей. Пока у меня нет убойных доказательств вашего артистического таланта, давайте не будем никого посвящать в наш творческий заговор. Никаких подружек, соседей, родителей. Согласны?
– Родителям точно ничего не скажу. Я живу отдельно, потому что считаю правильным развивать свою самостоятельность.
«Какая прелесть! Интересно, сколько ты в месяц тратишь, самостоятельная ты моя?» – подумал Лева.
– Полностью согласен. Но речь не только о родителях. Никого нельзя посвящать в наши планы. Договорились?
– Никого-никого? – Людочка была явно разочарована, у нее уже чесался язык.
– Ну… разве что губернатора, – как бы размышляя вслух, сказал Лев. – Только тот, кто на самом верху человеческой пирамиды, имеет иммунитет против зависти. Но это я так, чисто теоретически. Где мы, обычные земные грешники, и где губернатор? Как вы можете ему об этом рассказать? Это просто шутка.
Людочка шумно задышала. Ей было трудно сдержаться, чтобы не похвастаться. Но она справилась и сохранила в тайне ответ на вопрос «Где губернатор?». Вот тут, буквально в ее кулачке.
– Значит, договорились? А адрес я вам сейчас сброшу. Там есть шлагбаум, около него вас встречу и провожу в павильон для съемок.
– Тогда все. До завтра, – с достоинством попрощалась Людмила.
«А о чем кино будет, так и не спросила», – подумал Лева, нажимая отбой. Но это не могло испортить ему настроения. Начиналась игра, и он был счастлив. К тому же приятно осознавать, что он почти не врал. Да, он режиссер. Режиссер политического фарса.
* * *
Людочка приехала по указанному адресу, отпустила такси и озадаченно осмотрелась по сторонам. Неподалеку действительно был шлагбаум. Но более ничего не совпадало с ее ожиданиями. Посреди продуваемой всеми весенними ветрами заброшенной промзоны маячили серые коробки бывшего чулочного комбината. Девушка растеряно оглянулась и увидела спешащего ей навстречу режиссера.
Лев Михайлович, подгоняемый порывами ветра, довольно быстро достиг Людочки.
– Доброе утро, Людмила Шилова! Вы пунктуальны, что делает вам честь.
– Просто я будильник поставила.
– Это хорошо!
Людочка пожала плечами. В ее представлении слова «будильник» и «хорошо» никак не сочетались и вообще не могли стоять рядом.
Лев Михайлович взял ее под локоток и повлек куда-то, петляя между строениями. Пейзаж был наглядным пособием к слову «разруха» и очень подходил для съемок фильма о войне. Выбитые окна и рухнувшие крыши взывали к мщению. Казалось, что вот-вот из-за угла выедет «Т-34», который даст залп по фашистам, превратившим мирный чулочный комбинат в руины. Людочка напряглась:
– А мою героиню не убьют?
– Кто?
– Фашисты, разумеется.
– Что вы! Отчего такой пессимизм?
– Ну как-то… В военных фильмах героиню обычно убивают, чтобы все плакали. И чтобы герой за нее отомстил.
– Как вы точно декодируете замысел подобных режиссеров! Именно плакали. Это путь тех, кто обделен талантом и не может найти более тонких способов воздействия на зрителей. А почему вы вспомнили военный кинематограф?
– Так ведь вот, – и Людочка плавным жестом указала на окружающую действительность.
– Что вот? – не понял режиссер.
– Декорации какие отгрохали про войну. Масштабно!
– Ах, декорации… – Похоже, Лев Михайлович растерялся. – Ну не совсем. Тут раньше то ли завод какой-то был, то ли комбинат. Потом пришла приватизация… Ну не суть. К нам это не относится. Нам выделен отдельный павильон, куда мы и направляемся.
– А почему павильон не на «Мосфильме», а на бывшем заводе?
– Потому что работать нам предстоит практически конспиративно. Вы даже представить себе не можете, что начнется, когда московская богема узнает о моем выборе. Они привыкли, что все достается им – роли, деньги, слава! А тут вы – красавица Зауралья. Нам предстоит потом и кровью доказать, что провинция по-прежнему родит таланты.
– Чьей кровью?
Лев Михайлович запнулся.
– Что?
– Ну вы сказали «потом и кровью доказать». Чьей кровью?
– Моей, разумеется, – режиссер благородно взял все на себя. И погрустнел, вспомнив угрозы губернатора.
Людочка ответила благосклонным кивком. Чужой крови ей было не жалко.
Дошли до небольшого здания, выделяющегося на общем фоне, как золотой зуб во рту цыгана. Низенькое здание бывшего заводоуправления сияло свежим ремонтом. Фасад был покрашен, а в амбразуры окон вставлены новенькие стеклопакеты, которые не успели очистить от фабричной пленки.
– Осторожно, тут ступеньки, – Лев Михайлович был сама забота. – Не держитесь за перила, лучше обопритесь на меня, краска еще мажет.
Они прошли узким коридором, утыкающимся в дверь, рядом с которой висела табличка. Крупными позолоченными буквами на ней было написано лишь одно слово «Павильон».
Режиссер галантно распахнул дверь:
– Добро пожаловать в мир искусства. Или, как говорится, милости прошу к нашему шалашу.
Шалаш представлял собой просторную комнату, в которой из мебели были только офисный стол, стул, вешалка, герб области и портрет губернатора.
Стены павильона заслуживали отдельного внимания.
