– Но я приболела, – на всякий случай Маша кашлянула.
– Сильно? Что-то серьезное? – В голосе послышалась тревога.
– Нет, насморк…
– Уффф! Как вы меня напугали. Насморк нам не помеха. Пропуск вам уже заказан. Через час жду вас. Успеете?
Маша хотела сказать, что она категорически против того, чтобы тащиться с насморком в центр. Тем более что там явно что-то напутали. Какое еще обращение?
Но она принадлежала к разряду покорных людей, которым проще подчиниться, чем стоять на своем. Да и не займет это много времени, быстро выяснится, что кто-то ошибся, и ее отпустят.
– Хорошо, – вяло сказала Маша, – я приеду.
– Прекрасно! – Ее невидимый собеседник явно обрадовался. – И прошу вас, Мария, не опаздывайте, дело важное и срочное. Коллеги, допустившие халатную небрежность при работе с вашим обращением, уже уволены. Нужно немедленно исправлять ситуацию.
Маша окончательно поняла, что отвертеться не получится. Бюрократическая машина сошла с ума, и нужно личное присутствие, чтобы доказать свою полную непричастность к любым обращениям и заявлениям.
– До свидания. Ой, а кого спросить, если что.
– Спрашивать не надо, просто проходите в кабинет 106. Пропуск вам уже заказан. Но вы правы, простите, что не представился. Лев Михайлович, помощник губернатора.
– Очень приятно, – тускло сказала Маша.
– До встречи, Мария! Жду вас!
Разговор был окончен. Теперь каждый говорил сам с собой.
«Блин! – думала Маша. – Свалился на мою голову. Как же неохота ехать. Надо по дороге в аптеку заскочить, платки носовые купить».
«А что? Чем не помощник губернатора? Кому, кроме него, нужен весь этот маскарад? Помощник и есть. По особо интимным поручениям», – скривился Лева.
* * *
Лев Михайлович сидел в тишине кабинета 106 и ждал Марию Соловьеву. Какая она? Истеричная дылда? Туповатая толстуха? Секси или феминистка? А что, если она панк или рокер? Этой девушке предстояло сыграть роль в его пьесе, от нее многое зависело. Лева волновался и томился неизвестностью, весь обратившись в тревожное ожидание. Он смотрел на дверь не отрываясь. Фортуна могла подыграть ему, а могла и рассмеяться в лицо.
Чувство, которое Лев испытывал, слегка напоминало тревожную неизвестность, которая бывала на сдаче экзаменов в студенчестве. Вот ты вытянул билет, а что там – неизвестно. Надо перевернуть и прочитать вопросы. Страшно, ведь больше половины билетов Лева никогда не учил. Он отважно тестировал удачу, пока она не подвела его. На 4-м курсе его отчислили за неуспеваемость. Не сдал теорию вероятностей. Пришлось думать, как и на что жить. Тогда-то и подвернулась первая в его жизни избирательная кампания в далеком северном городке. Кажется, выбирали мэра. Лева впервые видел столько денег. Они лежали, расфасованные по пакетам, как котлеты в кулинарии. Заработанные на выборах деньги заставили Леву взглянуть на жизнь философски. Экзаменационный билет по теории вероятностей, который он клял и считал самым большим несчастьем в своей жизни, оказался счастливым. И где теперь его однокурсники? Кто где.
А он здесь – в кабинете 106 в администрации Зауралья. Конечно, есть места и получше, но ведь есть и заводские цеха, и шахты, и складские помещения, и даже пастбища, прости господи. И там тоже работают люди. Поэтому нечего бога гневить, не самая пыльная у него работенка и, кстати, не самая малооплачиваемая.
Этими мыслями он пытался рассеять выматывающие неизвестность и тревогу. Политтехнолог ждал Марию и все равно вздрогнул от неожиданности, когда в дверь постучали.
– Да-да, войдите!
На пороге появилась девушка, чей типаж Лева моментально определил как «скромная милашка». С нее можно было рисовать иллюстрации к чеховской «Душечке». Лева неплохо разбирался в женщинах. За этим стояли профессионализм и личный жизненный опыт.
– Здравствуйте, – голос простой, обыкновенный, без резкости или томности. – Простите, я ваше имя не запомнила.
– Лев Михайлович меня зовут. Да вы проходите, присаживайтесь. Может быть, чай, кофе?
– Спасибо, не нужно. Мы же ненадолго?
За эти несколько минут Лев Михайлович окончательно понял, что сегодня Фортуна выбрала его баловнем судьбы, послав то, что надо! Не наглая, но и не забитая. Не красавица, но и не дурнушка. Не дура, но и не интеллектуалка. Лева уловил в ней даже какую-то несовременность. Такие девушки больше нравятся его сверстникам, чем молодым парням. На них западают мужчины, чей вкус отшлифован жизненным опытом. Для электората она не представляла никакой ценности. Прокатить ее на выборах – задача плевая, как два пальца об асфальт.
Маша села на предложенный стул. Закинула ногу на ногу, но тут же опустила. И это тоже понравилось Леве.
– Мария Соловьева? Верно?
– Да, это я. Только я никакого обращения не писала, это, видимо, какая-то ошибка.
– Ошибок в нашем деле не бывает, Мария, – строго сказал Лев Михайлович. – Что же вы? Сами заварили кашу, а теперь в кусты?
Девушка с недоумением взглянула на Леву. Все шло так, как он и планировал.
– Мария, вот документ – ваше обращение в администрацию области, лично на имя губернатора с предложением организовать в нашем городе велодорожки. Разве не вы это писали?
И он неспешно и значительно вытащил из папки листок, изрядно потрепанный, в каких-то диагональных изломах.
На его розыски был поднят весь отдел по работе с молодежью. Секретарша губернатора рыдала, чем приободряла поисковый отряд. Подключились девушки из канцелярии и баба Дуся, перетряхнувшая урны в туалете. Листок пропал.
Но судьба явно играла с Львом Михайловичем в поддавки: один сотрудник вспомнил, что приводил на работу сынишку. Решили ему позвонить. После урн в туалете это была не самая плохая идея. И под общее ликование ребенок признался, что сделал из какого-то листочка самолетик, потому что буковки там были не напечатанные, а написанные рукой, а значит, листок не представлял никакой деловой ценности. Сын чиновника знал толк в бумагах. Аэродинамические свойства у самолетика были так себе, неважные. Мальчик целился в окно, а самолетик улетел за шкаф. Ребенку тут же пообещали купить десять продвинутых летательных аппаратов и ринулись отодвигать шкаф. Там в пыли и паутине нашли письмо Марии Соловьевой.
Теперь этот листок лежал перед Машей как неопровержимое доказательство ее активной гражданской позиции. Не отвертеться.
– Да, это я писала, – призналась Маша, – но что тут такого?
– Ничего. Просто ваше предложение крайне своевременно и актуально. Действительно, для молодежи в городе делается очень мало, преступно мало. А потом удивляются, почему молодые и юные уходят в шахиды и в монастыри. И даже некоторые выходят на несанкционированные митинги.
– Вы думаете, велодорожки это исправят?
