Возбуждение Ирины, подогреваемое местью, было такой силы, что она решила отпустить шофера и пройтись до дома пешком. Каблуки были не помехой. Ирина чувствовала себя молодой и сильной.
И это было правильное решение. При водителе неудобно говорить по телефону на деликатную тему. Ирина рассчитывала, что скоро ей позвонят. И не ошиблась.
Прошло не более получаса, как на дисплее высветилось «Иван Игнатьевич». Ирина сосредоточенно напряглась – как рыбак, которому предстоит подсечь самую главную рыбу в своей жизни.
– Да.
– У красивой женщины и голос красивый. Каюсь, не утерпел. Дай, думаю, позвоню.
– Я всегда рада…
– А уж как я рад. Особенно когда могу быть полезным. Так вот, передайте той, кого интересовала история с этими выборами… Ну, там… плакаты только с одной девушкой… Ну… которая Шилова…
– Я поняла. Дальше.
– Созвонился я с Николай Николаевичем, председателем нашей городской избирательной комиссии.
Я же человек старого поколения, привык быстро действовать, не откладывать дело в дальний ящик. Мы школу жизни прошли, а не «Сколково»…
– Далось вам это «Сколково»! Что сказал ваш Николай Николаевич?
– А то, что у Людмилы Шиловой избирательный счет полнехонький, там денег столько, что она может все стены округа своими плакатами, как обоями, оклеить.
– Откуда деньги такие?
– Ну, вообще это конфиденциальная информация… Бизнес сбросился… Масса пожертвований от разных фирм.
– Вот так щедрость! А все ноют, что налоги их душат. Дальше, Иван Игнатьевич! Что со второй девушкой?
– А у Соловьевой на избирательном счете три копейки болтаются. У нее банально нет денег – и все дела. Не на что ей плакаты печатать, нищая она. А у нас хоть и демократия, но выборы – удовольствие дорогое.
– Подождите, что-то я не поняла. А почему на Соловьеву бизнес не сбросился?
– Ну… Значит, не было таких вводных. Указания такие не поступали.
– То есть бизнес это не вполне добровольно делает, я правильно поняла?
– Ну… Можно и так сказать.
– Другими словами, бизнес нагнули и накачали фонд Шиловой деньгами по самые края, а Соловьеву оставили без денег. Так?
– Умеете вы грамотно формулировать. Вот бы мне так научиться.
– У вас другие достоинства, Иван Игнатьевич, например оперативность. И преданность.
– Да уж, мы «Сколково» не кончали. Все от души. Для такой красивой женщины всегда рад…
– Я поняла, Иван Игнатьевич. У меня сейчас телефон разрядится. Всего хорошего!
– Да-да, всего доброго! Вот и наше поколение умеет быть полезным…
Ирина нажала на «отбой». Теперь она понимала расклад. Оставалось этим воспользоваться.
* * *
В жаркую погоду жизнь в городе становится невыносимой. Асфальт дышит зноем, заставляющим вспомнить о геенне огненной. Дома похожи на огромные духовки, внутри которых люди томятся в собственном соку. Небо равнодушно наблюдает за страданиями людей, гордо именующих себя горожанами.
Река Зауралочка в эти дни казалась местом коллективного спасения. Вода оставалась довольно прохладной, несмотря на зной. Одуревшие от жары люди тянулись к ней, как звери к водопою. На таблички «Купаться запрещено» вешали мокрые купальники и полотенца.
Петр с командой закрыли штаб и перебрались под тень ивы, полоскавшей свои безвольные ветви в речной воде. Три дня ребята отсиживались в этом ивовом укрытии, каждый день обещая себе, что завтра вернутся в строй и продолжат избирательную кампанию. Но ива словно поймала их в сети, опутав ветвями. Уходить не хотелось. Купальники и плавки высыхали так быстро, что сама мысль о какой-то деятельности вызывала стойкое отторжение. Каждый добавлял к этому безделью свои особенные аргументы.
Лера считала, что она сделала для общего дела так много, что имеет право расслабиться. Все-таки именно ее макияж и модная футболка покачнули чашу весов на ток-шоу.
Сашка считал, что заслуги Леры делятся на двоих, потом что они – пара. А значит, и он, пусть опосредованно, заслужил право на отдых. Не говоря уже о том, что эту футболку Лерка купила в Милане на его деньги.
Петр Валенчук щипал ветки ивы с задумчивостью политического эмигранта, которого судьба задвинула в запасной состав революционного авангарда. Он купался с видом человека, которому отвратительно безделье, но другого варианта у него просто нет. Его борьба откладывается, а пока он набирается сил и терпения, балуя Зауралочку своим визитом.
Маша сочувствовала Петру, поэтому старалась не особо показывать свой восторг от водной глади, окаймленной зеленой рамочкой плакучих ив. Но иногда забывалась и блаженно щурилась от удовольствия. Эйфория от ток-шоу уже прошла, но послевкусие оказалось еще приятнее. Она понимала, что случившееся – плод их общих усилий, но все же победное очко принесла именно она. Не подвела команду. И это было приятнее, чем выиграть в индивидуальном забеге.
Дима просто отдыхал. Сделав дело, он расслабился под плеск Зауралочки и как будто сник. Был тихим и незаметным. Молчал и жевал травинку. И читал какую-то ерунду про черные дыры.
Маша иногда пересекалась с ним взглядом, но прежнего трепета это не вызывало. Жара превратила их в бесполых существ. Всем другим желаниям и удовольствиям они предпочитали купание в реке. Солнце палило так, что засушило мысли и чувства.
Целый день ребята не вылезали из реки. Домой они приходили под вечер, разбредаясь от автобусной остановки по своим направлениям. Сашка провожал Леру, а Маша шла домой одна. Летом поздно темнеет, да и недалеко ей. Петр и Дима, как воспитанные молодые люди, предлагали себя в провожатые, но подчеркнуто дружески. Маше было неловко от этой показной дружбы, ведь от Петра она ждала большего. А от Димы… Маша сама затруднялась сформулировать, чего она ждет от Димы. Наверное, настойчивости. Ясного жеста. Декларации намерений. Но вместо этого – только пунктирная нить, невнятно связывающая их.
Еще один день на речке сдался на милость вечерней прохладе. Ребята побросали в сумки пляжные принадлежности и засобирались домой. Ехали молча. День, проведенный вместе, исчерпал желание общаться.
Вот и нужная остановка. Автобус выгрузил из душного чрева толпу ребят и облегченно покатил дальше. Пора расходиться.
Но привычный сценарий сломал бдительный Дима:
– Упс! Ребят, а вчера, кажется, этого не было!
Яркий свет фар проезжающих машин осветил информационный стенд рядом с остановкой. Среди покоробившихся объявлений, серовато-желтых, пыльных и бесполезных, красовался портрет Людмилы Шиловой. Она смотрела насмешливо и горделиво. Красота Людмилы на фоне рекламы секонд-хенда была особенно заметной. Слегка неуместной, но возбуждающе дерзкой.
В свете проезжавших машин Людмила Шилова выплывала из небытия и загадочно исчезала вновь, словно давала время передохнуть от вызываемого ею восхищения. Смотреть на это можно было бесконечно.
