* * *
– Мистер Стоун! – раздался голос в другом конце коридора.
Парень перешел на легкий бег, чтобы догнать своего наставника.
– Что у тебя? – не сбавляя шаг, спросил Джон.
– Только что допросили бармена. Он говорит, что с ними был еще кто-то, но он не уверен. Слишком много посетителей было в тот злополучный вечер.
Джон остановился. Парень пригладил слегка растрепавшиеся волосы и перевел дыхание.
– Если это действительно так, почему Генри Фокс ничего нам об этом не рассказал? Мы потеряли сутки! – нервно констатировал детектив.
– И что будем делать? Следует ли арестовать Генри?
– Ты же его видел. Как он страдал. Нет, он не делал этого, – уже спокойным тоном продолжил Джон, – Поехали, спросим его самого.
– Неплохой район, – сказал парень, медленно ведя машину и выглядывая в лобовое стекло.
– Вот этот дом, – указал пальцем Джон, – номер 3/А.
Молодой детектив остановил автомобиль у обочины и, заглушив мотор, вышел наружу. Одет он был стильно, как и всегда. Узкие брюки темно-серого цвета, почти черные, темные ботинки, не громко цокающие при ходьбе. Сверху было надето такое же черное пальто, последняя пуговица которого была расстёгнута. Под ним виднелись белый стоячий воротничок рубашки и завязанный галстук. Парень выдохнул, и серый пар на мгновение разбавил мрачный вечер. Он посмотрел на Джона и уже по привычке провел рукой по аккуратно уложенной прическе. Джон открыл заднюю дверь, чтобы достать свой плащ. Он накинул его на плечи и двинулся к дому. Напарник последовал за ним. В доме было девять этажей. Генри жил на четвертом. Молодой напарник хотел было свернуть к лифту, но Джон будто не видел поворота и шел прямо к лестнице. Парню ничего не оставалось как с досадой выдохнуть и отправиться следом. Джон не спеша преодолевал ступеньку за ступенькой, ровно и методично, словно отлаженный механизм, настроенный на выполнение определенной задачи. Парень хотел обогнать наставника, но сделать этого не решался, поэтому плелся следом, успокаивая себя счетом ступеней. Когда они вышли на площадку четвертого этажа, парень с облегчением прошептал:
– Семьдесят две.
– Что, семьдесят две? – спросил Джон.
– Мысли вслух, ничего серьезного, – пробурчал младший напарник.
Они приблизились к двери, и Джон звонко постучал три раза. За дверью послышались шаги.
– Минуту! – донеслось из квартиры.
Джон успел оглядеть площадку и насчитать четыре квартиры на ней. Послышался звук открывающегося замка. Ручка двери подалась вниз, и перед детективами предстал Генри.
– Черт возьми, что случилось? – не скрывая удивления, спросил молодой парень.
Джон был поражен не меньше. Генри, оставив вопрос без ответа, жестом пригласил их войти. Это оказалась маленькая однокомнатная квартира. Такие стали очень популярны у молодежи. Их ценили за простоту, удобство и относительную доступность.
– Вам что-то стало известно? – начал разговор Генри, не тратя времени на любезности.
Джон посмотрел на его разбитый нос и опухший глаз, а затем спросил:
– Так что случилось, Генри? – и кивнул, указывая на его лицо.
– Это мое личное дело, – сухо ответил тот, не скрывая возмущения, – Так зачем вы здесь? Если пришли обсуждать мой внешний вид, то можете уходить.
– Нам стало известно, что с вами в том баре был еще кто-то, – влез в разговор молодой напарник, – А ты нам даже не сообщил. Мы потеряли время!
Генри сделал шаг назад.
– Да, с нами был Уилл. Уилльям Мэннинг. Давний друг Пеппер, – с некоторой досадой и даже злобой ответил Генри, – Но он рано ушел в тот вечер. Еще до того, как Пеппер вышла на улицу. Я не считал, что это важно. Да и не думал об этом в тот момент. Мне и сейчас не хочется ни о чем думать! Единственное, что я хочу – это найти того, кто это сделал! – разразился Генри.
Его тон говорил о серьезности намерений. В комнате словно сгустились тучи.
– Для этого есть такие люди как мы, выдержав паузу, декларировал Джон, – Идем, мы уходим.
Молодой напарник зло посмотрел на Генри и последовал за Стоуном. Детективы развернулись и исчезли так же быстро, как появились.
Когда шаги на лестнице удалились, Генри схватил первый предмет, попавший под руку, и швырнул его в стену. Тот рассыпался на осколки вперемешку с землей. Это был небольшой горшок с цветком, который стоял на комоде.
* * *
Детективы обнаружили жилище Уилльяма в разгромленном состоянии. На полу в коридоре валялась разбитая рамка для фото. Рядом с ней – разорванная пополам карточка. На оставшейся половине улыбался мальчик. Вещей Уилла практически не осталось. Позже детективы выяснят, что Уилльям покинул страну на следующее утро после трагедии. В их сводках он будет значиться как главный подозреваемый. Дело отправится пылиться на полку и ждать новых свидетельств.
В свою очередь, Генри пытался найти Уилла самостоятельно, но его усилия не приносили результата. С тех пор он начал искать свою смерть.
Он добирался до своего дома, включал музыку, закрывал глаза и улетал на Марс. Когда приходило время возвращаться на Землю, он с трудом поднимал ресницы и видел все ту же холодную комнату и себя в самом центре. Возле него на полу стояла пустая бутылка дешевого портвейна, рядом с ней – коробки китайской лапши. Тогда он думал, а как бы увеличить время пребывания на Марсе? Ведь даже в той далекой темноте космоса он ощущал себя более живым, чем был на самом деле. И каждый раз, улетая на Марс, Генри рисковал уже не вернуться, ведь там он чувствовал себя чертовски здорово.
Он ощущал, как внутри копится слизкий, мерзкий и отвратительный комок, который все больше довлел над ним. Неконтролируемая злоба, ненависть ко всему и всем и ощущение собственной неполноценности порой сменялось чистым разумом, который был пока еще жив, но это все так нечасто и мимолетно, что ему не хватало сил выдавить из себя эту пакость. Отвратительная гнойная рана, которая медленно, но верно увеличивала свои территории, не желая покидать его. Она разрасталась и душила изнутри всё доброе, чистое и искреннее. Что происходит? Как с этим бороться? Он не знал. Ему было очень паршиво. Одновременно страшно от того, к чему это могло привести, и мерзко от своей ничтожности.
Хотелось бежать не оглядываясь. Не смотреть назад, не думать, не чувствовать, не ощущать. Заморозить всё живое внутри и перестать, наконец-то, бояться себя. Больше нет ни слов, ни мыслей, ни сил. Абсолютная безжизненная пустыня заразила все живительные родники. Не будет теперь ни улыбок, ни теплых разговоров с привкусом горького, такого нелюбимого им, крепкого кофе, ни горячих искренних слез. Растворяться в безумии так легко и приятно, выходить из него чертовски тяжело и больно. Да и зачем? Нет ни цели, ни желания, ни нужды. Кругом бархатная, манящая пустота, зовущая за собой. А он? Он был не готов ей противостоять.
