Марк посмотрел на часы.
– Сейчас начнется трансляция, Papa. – Он встал из-за стола и подошел к тому месту, где в углу комнаты стоял радиоприемник. Тому потребовалось несколько секунд, чтобы нагреться, но постепенно потрескивание статических разрядов и шум немецкой пропагандистской станции заполнили тесную комнату. Марк очень осторожно вращал верньеры, уменьшив громкость и вновь перенастроив гарнитуру. Начала звучать танцевальная музыка, но она вскоре смолкла. После короткой паузы голос сказал:
– Ici Londres! Les Français parlent aux Français…
[37]
А затем прозвучали характерные вступительные такты Пятой симфонии Бетховена: три короткие ноты, за которыми следовала еще одна, исполненная с угрожающе сильным акцентом. Клэр удивленно посмотрела на Марка. Тот поднес палец к губам.
Фред наклонился к ней, объясняя.
– Это – буква V по азбуке Морзе, что значит Victory, победа, – прошептал он. – Те, кого называют «Свободные французские силы», каждый вечер передают по Би-Би-Си в Лондоне такие сообщения. Они всегда начинают передачу с такого вступления, чтобы побудить Европу к сопротивлению. А затем они сообщают, где и когда будут или не будут проводиться те или иные операции. Это сводит немцев с ума – они ведь знают, что эта информация идет в эфир, но расшифровать ее не могут, потому что выглядят это все, как полная чепуха! Причем некоторые сообщения – просто манекены для маскировки настоящих. Месье Леру сказал, что сообщение о «Tante Jeanne
[38]» предназначено для нас. Если мы его услышим, значит, все готово к завтрашнему вечеру.
Она затаила дыхание, слушая, как громкоговоритель объявил:
– Прежде чем мы начнем, пожалуйста, послушайте несколько личных сообщений… – Затем последовало нечто, прозвучавшее для нее как беспорядочный набор бессмысленных фраз.
А потом она услышала это:
– Tante Jeanne выиграла танцевальный конкурс!
Фред широко улыбнулся, и Марк встал, чтобы выключить радиоприемник, осторожно перенастраивая регуляторы на немецкий канал, перед этим подняв уровень громкости.
Клэр поднялась из-за стола, чтобы помыть посуду; после того, как она закончила, отец протянул руку, чтобы обнять ее.
– Ты изменилась, Клэр. Твоя мать так гордилась бы тобой. По любой из причин. За твою работу в Париже, за ту работу, что привела тебя сюда.
Наклонившись, чтобы поцеловать его в макушку, она сказала:
– Мы все изменились, Papa. Теперь я знаю, что никому не избежать мертвой хватки этой войны, в которую она зажала нашу страну. Но я поняла: мы способны все преодолеть, если только будем держаться вместе. Мирей и Виви доказали мне это.
– Я рад, что у тебя в Париже есть такие добрые друзья.
– А я рада, что у меня такая замечательная семья в Бретани. Я горжусь своими корнями, Papa, и домом, который, благодаря тебе, был всегда добр к нам, несмотря на все трудности. Не думаю, что до этого я хоть чуть-чуть понимала, насколько этот дом – часть меня. Ты и Maman
[39] дали мне безопасность и любовь, которые помогли мне стать достаточно смелой для того, чтобы покинуть отчий дом, и набраться вдвое больше решимости, чтобы вернуться сюда.
Ее отец улыбнулся, затем грубовато промолвил:
– Пора закругляться. Вы, должно быть, устали после долгого путешествия. Нам с Марком завтра надо подниматься рано, чтобы вытащить лодку до того, как песчаные отмели в канале станут непроходимыми во время отлива.
– Я встану перед вашим уходом, – пообещала она. – Хочу приготовить вам кофе, как раньше.
Марк тоже встал, как следует потянувшись.
– Да, пора спать. А завтра вечером мы доставим Фреда в бухту.
Она вопросительно посмотрела на него, подняв брови, и он засмеялся.
– Знаешь, Клэр, в нашей семье ты не единственная, кто подрабатывает на стороне!
* * *
Новолуние, чье притяжение вызывает океанские отливы, обнажая при этом мутное дно гавани, окутало все мраком ночи, когда четыре фигуры бесшумно двинулись на холм недалеко от дома. Они держались в темных лабиринтах переулков между тесно стоящими коттеджами, не попадая в поле зрения часовых, дежуривших в «вороньем гнезде», прилепленном к стене гавани, которые, как надеялись беглецы, уже прекратили осматривать темные морские просторы, зная, что из-за отлива для вражеских военных кораблей или подводных лодок сейчас слишком мелко, чтобы они могли приблизиться к бретонскому побережью.
Отец не раз протягивал Клэр руку, пока она карабкалась вверх по скалистому мысу, заросшему соснами. Эти сосны еще сильнее сгущали темноту. Марк пытался заставить ее остаться в коттедже, но она была непреклонна в решении, что ей тоже нужно пойти, памятуя о том, что она должна выполнить инструкции месье Леру касательно того самого свертка, который, по-прежнему плотно зашитый в промасленную кожу, шуршал в ее кармане.
Под темной шерстяной шапкой голова Клэр пахла потом и страхом. Она сознавала, что, взбираясь по склону, обращенному к гавани, они были практически на виду, и ежесекундно ожидала, что вот-вот по склону холма прокатится луч прожектора или раздастся резкий окрик «Halt!», за которым последует автоматная очередь. Но они продолжали подниматься, а вокруг по-прежнему не было ничего, кроме тишины, темноты и мягкого ночного бриза, который пах морем и холодил ее затылок.
Марк шагал впереди, двигаясь осторожно, но с присущей местным жителям быстротой и скрытностью. Его ступни едва шевелили гальку на песчаной тропе, которая была выбита в пустоши на вершине хребта.
А затем они начали крутой спуск в крошечную, спрятанную от посторонних глаз бухту на другой стороне мыса. Голая поверхность скалы была почти вертикальной, но Марк молча указал на скрытые поручни и точки опоры – едва видимые в свете звезд – которые были вырублены в разных местах, позволяя им спускаться вниз.
У основания скал море проело стену бухты, вырыв пещеру. Обычно до нее можно было добраться только по воде, если поплыть вдоль береговой линии, но этим вечером они едва замочили там ботинки.
В кромешной темноте пещеры все было тихо, доносился лишь звук воды, бьющейся о каменные стены. Тьма и движение моря вокруг ее ног на мгновение почти поглотили Клэр, ее голова кружилась вместе с волнами, и она, скорее всего, упала бы, если бы не поддерживавшая ее под локоть отцовская рука. Она невольно подпрыгнула, когда вспыхнула спичка, освещая лица еще двух мужчин, стоявших в темноте рядом с маленькой деревянной парусной шлюпкой, паруса которой были того же цвета, что и чернильно-черное море. Один из мужчин наклонился, чтобы поднести спичку к фитилю масляной лампы, установленной на грубой полке, врезанной в стену пещеры, и все вокруг мягко осветилось.
