Затем откуда-то возникла Виви и забрала у нее ножницы.
– Тише, – произнесла она. – Я тут. Мы все еще вместе. – Она обняла дрожащие плечи Клэр и прошептала ей на ухо: – Не плачь. Ты ведь знаешь: плачет только тот, кто сдался. А мы никогда не сдадимся, ни ты, ни я.
Затем Виви протянула ножницы ей и сказала:
– Срежь волосы и мне тоже. – Она повернулась лицом к обитательницам барака с улыбкой на лице. – Кто еще хочет присоединиться к нам? Так будет прохладнее, да и вшей вычесывать легче. – Быстро сформировалась очередь из тех женщин, у кого еще остались волосы; после стрижки они помогали друг другу отряхнуть головы. Стоит сказать, что различие между тем, как они выглядели с прической и после было впечатляющим. И Клэр показалось, что в тот вечер зловоние и упадок сил слегка ослабели. И на их место пришли вспыхнувшие чувства товарищества.
1944
Город замерзал в объятиях января. На памяти Мирей это была одна из самых холодных зим, а теперь, когда запасы еды и угля совсем истощились, ей казалось, что замерзло не только ее тело, но и душа. По ночам она бродила по пошивочной, завернувшись в одеяло, и пыталась шить то немногое, что пока еще заказывали. Многие из девушек уже покинули atelier. Некоторые – еврейки и пара других – просто исчезли, наподобие того, как это произошло с Клэр и Виви. Другие решили вернуться и бороться за выживание вместе со своими семьями в сельской местности, где пока оставалась надежда выращивать еду самостоятельно.
Соблазн вернуться домой был велик, но Мирей знала, что не сможет покинуть Париж, даже если ей удастся получить необходимый пропуск. Подобная просьба неизбежно привлекла бы внимание. В любом случае ей приходилось оставаться здесь ради беглецов, которым она давала приют в чердачных комнатах на Рю Кардинале, и ради своих подруг, Клэр и Виви. Она понятия не имела, живы они или нет, но она знала, что ей нужно продолжать действовать и надеяться, что однажды они вернутся.
Она выходила из квартиры как можно реже и всякий раз свертывалась калачиком под одеялом, когда слышала отдаленный рев бомбардировщиков над головой. Она часто задавалась вопросом, мог ли «Фред» вести один из этих самолетов и старалась набраться смелости, чтобы представить его там, в пилотской кабине, бросающим бомбы в Сен-Жермен, чтобы обезопасить ее.
Месье Леру иногда сообщал ей новости о том, как ведется война за пределами страны. Теперь немецкий фронт растягивался реже, чем когда-либо, и лишения оккупированных стран касались и их самих. Союзникам сопутствовала удача, они, несомненно, добивались успехов в своих действиях. Да, говорил он, если все продолжит так меняться, может быть, война вскоре и закончится…
Она изо всех сил пыталась поверить его словам, но когда она изучающе на него смотрела, то его лицо то и дело искажалось болью, доходящей до отчаяния.
Она часто размышляла над тем, что услышала от него в тот день, когда он пришел с новостью, что Виви и Клэр покинули тюрьму и были отправлены в лагерь на востоке. «Я люблю их обеих, Мирей». Что он имел в виду? Каковы были его отношения с Виви, и какие чувства он испытывал к Клэр? Мог ли он любить их обеих одинаково?
Однажды вечером, устроив в чердачных спальнях на ночлег семью беженцев, она подсела к нему за стол в гостиной.
Какое-то время они молчали. А потом она сказала:
– Интересно, что они делают сейчас. – Ей не нужно было называть имен; они оба знали, кого она имела в виду.
– Я каждый день говорю себе, что они по-своему занимаются тем же, что и мы. Выживают, продолжают действовать, ждут дня, когда мы снова окажемся вместе. Думаю, мы должны убедить себя в этом. Ведь так все мы сможем действовать дальше.
Она пыталась прочесть выражение его глаз, но глубокая боль скрывала все его прочие чувства.
– Виви… – начала она, но остановилась, не в силах найти нужные слова, чтобы спросить его о том, что ей хотелось узнать.
Мгновение он внимательно смотрел на нее. А потом сказал, причем его голос разрывался от избытка чувств:
– Виви – моя сестра.
Все сразу обрело смысл. Вот почему они были так близки. И почему так улыбались друг другу. Но она вместе с этим видела и то, какими глазами он смотрел на Клэр. Он действительно любил их обеих. Но по-разному. Боль в его взгляде теперь тоже обрела смысл.
Он потерял свою сестру и девушку, которую полюбил. И обвинял в этом себя.
* * *
Если бы женщины не сбивались рядом на койках, то барачный холод, который, казалось, замораживал кровь в их венах, наверняка убил бы их. Зимой блох и вшей поубавилось, а это означало, что смертей от тифа стало меньше, но теперь настал черед гриппа и пневмонии, и они продолжили жестокую, беспощадную жатву в лагере. Полумертвые от голода и отчаяния, лишь немногие из заключенных находили в себе силы бороться за жизнь.
Однажды вечером, когда они вернулись с фабрики, начальница отвела Виви и Клэр в сторону.
– Для работы в приемном центре требуется больше женщин, способных шить. Нужно много работниц, для этого даже привезли дополнительные швейные машины. Я внесла ваши имена в список.
– Спасибо, – сказала Виви. За проведенные в лагере месяцы она постоянно твердила Клэр, чтобы та при первой возможности делилась со старшими всем, что было можно унести с фабрики, чтобы упрочить добрососедские отношения. В ход шло все, что имело хоть какую-то ценность – горстка пуговиц, иголка с ниткой, несколько клочков материи. И наконец эти подарки окупились: им предоставили два места в относительном тепле и безопасности приемного центра.
Поэтому на следующее утро вместо того, чтобы тащиться по заснеженной дорожке к фабрике, они прошли несколько сотен ярдов к постройкам, сгрудившимся у лагерных ворот. По пути Клэр то и дело дышала на свои руки, пытаясь не дать пальцам окончательно замерзнуть.
– Интересно, кому теперь достанется наша работа на фабрике? – вслух размышляла она.
Виви заговорила, но холодный воздух перекрыл ей дыхание, и она закашлялась, содрогаясь всем телом. Когда она снова обрела голос, то сказала:
– Что ж, надеюсь, та, кто будет работать за моим станком, не обнаружит, что я настроила его так, чтобы он делал пятку и переднюю часть носков тоньше, вместо того, чтобы укреплять их. Думаю, сейчас немало немецких солдат мучается болями в ногах. Вот мой последний вклад в военные действия! – На мгновение в ее карих глазах мелькнула былая искра, так что Клэр не смогла удержаться от смеха. Этот звук звучал в насквозь промерзшем воздухе подобно музыке; он был так необычен, что проходящие мимо них заключенные невольно оборачивались, чтобы взглянуть. На ближайшей охранной башне ствол пулемета качнулся в их направлении, и Клэр быстро зажала рот рукой.
Виви снова закашлялась, и ее дыхание превратилось в облачка над ее головой, которые замерзали маленькими льдинками, вплетаясь в ореол ее коротких рыжеватых кудрей. Луч слабого зимнего солнца на мгновение осветил ее, и Клэр была поражена тем, насколько прекрасной в этот момент выглядела ее подруга, и каким неуместным было ее присутствие среди серости лагеря: она была подобна рубину, который скрывается под кучей тряпья.
