— Что ты имеешь в виду?
— Ничего такого, чего бы не одобрил твой отец. Тебе всего лишь нужно таскать с собой маячок, чтобы мы могли следить за имситом. На первый взгляд неприметная булавка, но мы всегда будем знать, где ты.
— И где он, — забрала я через решетку булавку, прикалывая ее к внутренней стороне белья.
— Предположительно. Он ведь не всегда берет тебя с собой.
— Вы за нами следили?
Ответ на этот вопрос не требовался. Стопроцентно следили. При возможностях Джаспера он мог подключиться к любым камерам — и не только камерам. Те же ифоны, если на них не стояла специальная защита, попадали под его влияние. Но почему послали именно его? Почему не пришел отец? Эти вопросы я и озвучила.
— Он не может. Отвлекает эту мразь, чтобы не помешал нам.
— Папа встречается с ним? — ужаснулась я, мгновенно представляя, как пленяют и его, чтобы затем пытать.
— Не беспокойся об этом. Верглавнокомандующий оказался слабаком. Нам необходимо только дожать его, и мы отберем у них власть.
— Как дожать? — спросила я, хотя РиАнт слабаком мне совсем не показался.
— С твоей помощью. Все в этом мире всегда происходит из-за женщин.
— Я не понимаю, Джас.
— Сейчас объясню, но времени мало.
История не помнит имен проигравших, а победителей, как говорят, не судят, но причинами войн, конфликтов и падений целых стран так или иначе были женщины. Это если верить официальной истории, а верить не хотелось совершенно.
Мне не предлагали, мне приказывали разрушить привычную жизнь господина Арля изнутри. По замыслам отца я должна была, просто обязана влюбить модифицированного в себя, максимально втереться к нему в доверие и тем самым ослабить его бдительность.
Для меня это была первостепенная задача, отказаться от которой я не могла.
Джаспер давил. Нет, объяснял все правильно, взывал к моей совести, ненависти, говорил о людях, которых мой поступок в итоге спасет. Страшно. Это действительно страшно, когда от одной хрупкой женщины зависит судьба целой планеты. А на меня возлагали эту ответственность. Без права на ошибку, на проигрыш, на смерть.
Я должна была выполнить это задание как можно скорее, а потом… Ждать. Ждать дальнейших распоряжений, которые неизменно поступят.
Двоякие чувства. С одной стороны, меня задевало, что мой собственный отец толкает меня в эту пучину безумия, прекрасно зная, как я отношусь к этим монстрам, к этому конкретному монстру, а с другой стороны, мне снова напомнили о том, кто я.
Я солдат. Именно солдата из меня делали все последние годы, намереваясь использовать для холодной войны. Усиленные тренировки, бои без правил, высшее образование. Я даже стрелять умела и неплохо управлялась с некоторыми видами оружия. Из меня выбивали страх, выбивали любые эмоции, оставляя только ненависть, но, пожалуй, именно последнее отцу так и не удалось.
У меня не получалось быть безэмоциональной, холодной, собранной. Эмоции всегда брали верх, потому отец и не хотел отпускать меня на задание. Так что же изменилось сейчас? Я ведь все та же. Только заложница в стане врага.
Для роли соблазнительницы гораздо больше подошла бы Дейра. Тем более что с имситом она уже имела контакт. Как я должна влюбить его в себя? Да мне мерзко даже думать об этом.
Но это никого не волновало. Джаспер ушел так же тихо, как и появился, не привлекая внимания охраны, а я осталась в спальне модифицированного, пытаясь воззвать к своему рассудку. Получалось плохо.
Последовать приказу отца — значит сдаться без боя в глазах РиАнта. Он ведь этого ждет? Ждет моего подчинения, преклонения, даже, наверное, обожания — или что там польстит его раздутому самолюбию? Последовать приказу — значит сломать себя.
В какой-то мере я даже была рада приходу Джаспера. Он действительно напомнил мне о том, кто я есть. Напомнил о моих целях, планах, желаниях. Встряхнул. Вернул утраченное за эти дни сомнений и непониманий.
Силы, что, казалось, иссякли, вернулись вновь. Появился азарт, огонь, пламя, что всегда горело во мне. Пламя, которое было не потушить.
Я спустилась вниз на первый этаж. Было что-то в этой темноте, в тишине, что стояли в особняке. Меня влекло, словно бабочку к свету. Странно, что не встретились охранники. Я была почти уверена, что увижу их у дверей спальни, но особняк на первый взгляд принадлежал только мне.
Моя жизнь принадлежала только мне, и этого никому не изменить.
Закрыв глаза, я сделала глубокий вдох и медленно выдохнула. Мне не нужна была музыка, чтобы танцевать. Музыка всегда была в моем сердце, в моей душе, и это была не мягкая, не нежная, не волнительная композиция.
Это был шторм, сметающий все на своем пути. Барабаны, что ударяли в такт моему сердцу. Скрипка, что звучала надрывно, ярко, остро. И другие инструменты, которые не позволяли остановиться, сплетая все сумасшествие воедино.
Закрыв глаза, я танцевала в просторном холле клетки, в которой меня заперли, но на самом деле была свободна. Свободна так, как может быть свободен только человек — сердцем, мыслями, душой.
Скупые хлопки разбили очарование момента.
Молниеносно распахнув веки, я увидела верглавнокомандующего Федерации, что стоял в дверях, расстегивая пуговицу пиджака. Не прервалась ни на секунду. Не сбилась, не ошиблась, а продолжила танцевать, заставляя, принуждая себя смотреть на него, ему в глаза.
Я не умела играть эмоциями. Не умела лгать, подменяя одни чувства другими, и, наверное, поэтому всегда и танцевала с закрытыми глазами. Я танцевала для себя, не для кого-то, потому что дарить любовь или страсть со сцены для меня было худшим проклятием, когда в зале сидели модифицированные. Я бы просто не смогла солгать, но именно это от меня и требовалось.
Если смогу солгать в танце, смогу воспроизвести ложь и в жизни. Это ведь так просто — улыбнуться тому, кого ненавидишь. Всего лишь игра, театр, спектакль, который обязательно закончится, и актеры разойдутся по своим домам. Мне всего лишь нужно перетерпеть спектакль.
Только сделать это чрезвычайно трудно. Закончив танцевать, поклониться я себя заставить так и не смогла. К чести господина Арля, он предпочел сделать вид, что не заметил этого.
— Ты хорошо танцуешь, — наградили меня сомнительным комплиментом.
— Хорошо? Да я лучшая балерина в Верграйзе и за его пределами, — отринула я скромность, скрывая все эмоции за дурацкой шутливостью.
— Как скажешь. Что намереваешься делать? — прошел он мимо меня, направляясь к лестнице.
— В каком смысле? — Я разом похолодела, услышав вопрос.
— Как насчет позднего ужина? При свечах? — поднимался он по ступенькам, в то время как я все так же продолжала стоять в центре холла. Завершив подъем, мужчина обернулся, ожидая ответа.
