«Та-да та-дам, та-да та-дам»…
Шкала адреналинового всплеска почти иссякла, и я пустил по организму вторую «дозу».
Резко вывернул в левый переулочек, и тут передо мной возникло неожиданное препятствие: забор с сеткой-рабицей. Стало понятно, почему хулиганы не выбрали более короткий путь.
Останавливаться было поздно, да и выбранный ритм звучал, словно ритм боевого барабана, настраивая на победоносный лад:
«Та-да та-дам, та-да та-та-та-дам!»
Я перемахнул через двухметровый забор почти машинально. Просто чуть ускорился, набирая разбег, и мощным рывком оттолкнулся, пролетев дохуя-сколько-и-вообще-такого-не может-быть! метров.
По инерции пробежав еще с десяток шагов, впечатался в стену напротив. Да так сильно, что ладони, которые я выставил вперед, пытаясь спасти себя от неравномерного размазывания о кирпич, словно пламенем обожгло. Что-то даже хрустнуло в левой руке.
«Тр-тр, тр-тр»… — пророкотало позади вжавшегося в стену меня.
Я едва успел обернуться и ухватить за шиворот последнего из хулиганов, сбивая его на землю и тут же усаживаясь сверху, коленом вдавливая свою «добычу» в асфальт.
Всего их было пятеро, и шестой подо мной — если навалятся всем скопом, то скрутят меня, как котенка. Тем более, что я выжрал все адреналиновые резервы, которых хватало на две средних «вспышки» по 40-45 секунд, или на одну мощную — длиной всего в 10 секунд.
К счастью, остальные ушлепки оказались сцыкунами, и свалили, оставив товарища на растерзание злому и запыхавшемуся мне.
— Ну и какого хера вы творите, недоумки? — я схватил его за грудки и силой пару раз припечатал об асфальт.
На парнишке была защитная маска, поэтому мне не удалось разобрать, чего он там квакает. Пришлось сорвать с него шлем и заодно маску и еще раз спросить:
— Повторяю свой вопрос: какого хера вы творите?
— Развлекаемся, — огрызнулся тот.
Молодой паренек — ему на вид даже двадцати, скорее всего, нет.
— Отлично. Разговаривать умеешь. А писать?
— А тебе-то что до моей грамотности, дядя?
— Хамишь, — я снова впечатал его в асфальт стараясь, чтобы малец головонькой не слишком ушибся, — Должен же кто-то за разбитую лобовуху ответить? Вот сейчас пойдем, заявление на тебя напишем, а ты дяде полицейскому все расскажешь, и показания запишешь…
— Не знаю ничего! Мы краской стреляли!
— Под двадцатую статью соскользнуть пытаешься? Не выйдет, малец, ваше мелкое хулиганство уже в сто шестьдесят седьмую вылилось. Лобовуха развалилась в стеклянный бисер, и весь салон теперь в вашем разноцветном говне. А машина, между прочим, прокатная…
— Не знаю ничего, мы краской стреляли!
— Вы-то, может, а вот кто-то другой под шумок — кое-чем посерьезнее. Но попался ты, значит, тебе и отвечать.
Паренек побледнел и прикусил губу. Глазки его забегали.
Ого, тыкал пальцем в небо, а угодил прямиком кому-то в глаз. Возможно даже в шоколадный.
— Не знаю ничего…
Договорить я ему не дал, и снова приложил спиной об асфальт.
— Дебила ты кусок, неужели не понимаешь, что вас просто подставили! А если там пуля была, а? Это уже сто пятой пахнет, да еще и в коллективном сговоре!
— Не мы это. К Толяну мужик какой-то подкатил ну и заплатил ему, чтобы мы вашу машину разукрасили.
— Где? Когда? Что за мужик?
— Не знаю я! С ним Толян общался, а мы так — в сторонке покурить...
— Приметы? Голос? Рост? Толстый или худой? Волосы какого цвета?
— Ну… типа тебя такой. Темная куртка, капюшон надвинутый.
— Курил? Деньги из кошелька давал? Сколько Толян тебе отсыпал?
Я принялся шарить по карманам малолетнего ушлепка, в поисках «пищи» для Химика.
— Ой, а что это у нас тут? Никак грамм десять-двадцать статьи двести двадцать восьмой в коробочке, а?
— Дядя, отпустите меня пожалуйста, меня мамка дома ждет, брат младший болеет сильно, — разом переключился тот на ультразвук.
— Деньги где, которые вы от мужика в капюшоне получили?
— У Толя-я-на! —завыл «свободный пятнохудожник».
«Тр-тр, тр-тр»… — начало накатывать откуда-то из конца переулка.
Опомнились, уродцы. Эх, надо было стрелялку-пугалку у Физика взять.
— Живи, говна кусок…
Я напоследок встряхнул его, поднялся и бегом бросился туда, откуда пришел. К счастью, преследовать меня никто не стал, так что я без особых приключений вернулся к дожидавшейся меня машине с Неудачниками.
— И где зверски истерзанное тело со следами невыносимых мучений? — вскинул бровь Физик.
— Укатило на роликах. Им какой-то тип в капюшоне заплатил, чтобы они раскрасили нашу серую никчемную жизнь во все цвета пейнтбольной радуги.
— Рост? Комплекция? Голос? — тут же принялась засыпать меня вопросами Сирена.
— Деньги ты у него, надеюсь, отобрал? — присоединился к ней Химик.
— Нет, — я мотнул головой, — Да он и не знал ничего — обо всем договаривался какой-то Толян, который у них за старшего.
— А ты, я смотрю, не дурак по чужим карманам шарить — прихватил самое вкусное, — кивнул наш эксперт, указывая на мою правую руку.
В которой так и остался коробок с какой-то дурью.
— Выбрось каку, пока нас с ней не спалили.
Пальцы мои тут же разжались. Я присел, и принялся водить над коробком раскрытой ладонью, щедро поливая его моющим средством повышенной агрессивности, стирая свои отпечатки и приводя содержимое в негодность.
— Давай побыстрее, тебе еще на выставку нужно успеть. Времени на шопинг нет, так что пойдешь так. Только сперва почистишься, — Сирена ткнула меня пальцем в левый бок.
Извернувшись, я обнаружил характерный след от побелки. Наверное, обтерся о стену какого-нибудь дома, пока гнался за мальчиками-самокатами. Смысл слов куратора до меня дошел не сразу:
— В смысле «успеть»?
— В том самом. Ее полчаса назад открыли, если верить рекламе.
— Бля.
— Вот-вот. Так что давай, приводи себя в порядок и марш разведывать обстановку и производить на местную публику самое что ни на есть благостное впечатление, эксперт ты наш.
— А вы?
— А мы пока снимем жилье и пообедаем.
— И позавтракаем! — добавил Физик.
— Ну хоть кофе с булочкой перехватить можно? — взмолился я.
— Художник должен быть голодным.
Ага. А еще злым, вспотевшим, испачкавшимся и так далее.
По крайней мере, именно такой и выгрузился из темно-синего «Транзита» прямо напротив главного входа в Музей Искусств, где действительно было уже довольно оживленно.
