– Коляска! – хохотнула Моника. – Она не развалится.
– Откуда ты знаешь?
– Неужели непонятно? Потому, что сейчас на ней едем мы, любимый.
– Может быть, – сказал Ален. – Но, между прочим, перед выездом Монди глянул на заднюю ось. И он мне сказал, что у нее довольно грустный вид. А тут еще дорога, мы и наши вещи.
– У Джека серьезная машина, она должна вынести все.
– Довольно рахитичный экземпляр.
– Не богохульствуй, Ален. В данный момент это самый прекрасный автомобиль из всех, какие я знаю.
Ален улыбнулся и промолчал.
– И вообще, что это мы все едем и едем? Несколько однообразно, не находишь?
– Что ты имеешь в виду, Моника?
– Я имею в виду то, что мне очень неудобно обнимать тебя, когда ты сидишь за рулем, а именно это мне сейчас хочется сделать.
– Желание дамы – закон, – пробормотал Ален и сбросил скорость.
Он съехал с дороги и затормозил в небольшом леске среди невысоких, но густых деревьев.
– Как ты думаешь, здесь достаточно комфортная обстановка, чтобы ты могла обнять меня? – спросил Ален, оборачиваясь к Монике.
Она хитро смотрела на него.
– Достаточно! Тебе осталось только пересесть на заднее сиденье.
Ален вылез из машины, вдохнул чистый, полный запахов свежего леса, воздух и забрался к Монике.
– Ну вот и я. Так что ты хотела мне сказать?
Моника молча принялась расстегивать его рубашку.
– Что же ты ничего не отвечаешь? – спросил Ален, шутливо отбиваясь.
– Молчи, дурачок… Хоть раз можешь помолчать?
* * *
Они лежали рядом на полянке неподалеку от машины. Дорожное одеяло Алена было мало похоже на двухспальную кровать, но Ален подумал, что это тот случай, когда теснота весьма оправдывает себя.
– Скажи, милый, – произнесла Моника, – что это за цветы, там, под деревьями?
– Сукуленты, – ответил Ален, не посмотрев.
– Ну что ты говоришь, дорогой! Совсем это не сукуленты. Сукуленты ведь не цветут.
– Понятно, – сказал Ален, – значит, это лилии.
Моника покачала головой.
– Ну какие же это лилии! У них совсем другой вид, они растут в воде!
– Тогда это кактусы.
– Что ты, Ален! Не шути, посмотри получше, у них нет колючек!
– Моника, я не знаю, – сказал Ален, посмотрев. – До сих пор я обходился только этими тремя названиями, когда меня спрашивали. Одному из них всегда верили.
Моника рассмеялась.
– Жаль. Если бы я это знала, я удовлетворилась бы сукулентами.
– Да! – сказал Ален. – С сукулентами я добился большинства побед.
Моника привстала.
– Вот это уже весело! И часто тебя расспрашивали?
Ален посмотрел на нее и принял серьезный вид.
– Не слишком часто. И при совершенно других обстоятельствах.
Девушка уперлась руками в землю.
– А ведь, собственно говоря, очень стыдно ходить по земле и почти ничего не знать о ней. Даже нескольких названий цветов и тех не знаешь.
– Не расстраивайся, – сказал Ален. – Гораздо более позорно, что мы вообще не знаем, зачем мы тут, зачем околачиваемся на этой земле. И тут несколько лишних названий цветов ничего не изменят.
– Скоро Мексика, – мечтательно протянула Моника Гриффитс, – и я рассчитываю, что ты там исправишься, дурачок мой… Ты просто должен осыпать меня цветами, ведь в Мексике все мужчины так делают.
– Обязательно, – пообещал Ален. – Только надо сперва добраться туда, милая. И самое неприятное, что впереди еще граница…
* * *
Через полчаса они снова мчались по дороге. Ветер развевал волосы Алена, он прищурил глаза, но решил не сбавлять скорости. Впереди ведь дальняя дорога!
– Как ты там? – обернулся Ален к Монике.
– Ничего, – пробормотала девушка.
– Не замерзла?
– Как можно замерзнуть при такой жаре, милый? – удивилась Моника. – Правда, мне уже начал надоедать этот ветер. Кажется, что он выдует мне все внутренности…
Ален продолжал сосредоточенно глядеть вперед.
– Надо было раздобыть закрытый автомобиль, – пожал плечами Перкинсон. – Ты ведь могла попросить такой у кого-то из своих друзей… Но если машину раздобыл я… Моника, ты сама прекрасно знаешь, у Монди был только этот автомобиль…
– Я не жалуюсь, Ален, – ответила Моника. – Только мечтаю…
Некоторое время они молчали.
– Поройся в вещах, – наконец проговорил Ален. – Там должно быть одеяло…
– Ты предлагаешь мне поспать?
– Нет, просто укутайся, тебя не будет так донимать ветер… И еще, я могу тебе отдать свои очки.
– Нет уж, спасибо! – воскликнула девушка. В этих жутких автомобильных очках у меня будет ужасный вид… Я буду похожа в них на лягушку.
– Но ведь здесь никого нет! – сказал Ален. – Тебя никто не увидит!
– Мне достаточно того, что здесь ты меня видишь, – возразила девушка.
– Вот как! – воскликнул Перкинсон. – Ты боишься потерять свое лицо…
– Да, представь себе! И потом, как это ты умудрился спрятать одеяло так глубоко… Ведь мы только что лежали на нем…
Ален понял, что она начала рыться в вещах.
– Глубоко я его не мог спрятать! – сказал Перкинсон не оборачиваясь. – Посмотри левее, между двумя чемоданами… Нашла?
– Да, Ален, спасибо!
Юноша обернулся и увидел, что Моника до плеч укрылась одеялом.
– Нет, это невыносимо, – пожаловалась девушка через несколько минут. – От ветра я закрылась, но теперь меня начинает донимать это солнце. Оно просто раскаляет поверхность одеяла, милый!
– Тут уж что-то одно, Моника, – сдержанно ответил Ален. – Или ветер, или солнце!
Его стали понемногу раздражать капризы спутницы. Когда он оглянулся, Моника заметила на его лице недовольную гримасу.
– Ален, – сказала девушка. – Не стоит оборачиваться так часто! Смотри на дорогу, ведь я хочу, чтобы ты довез меня в целости и сохранности!
– Не волнуйся, милая! – проговорил Перкинсон. – Я тоже, поверь, всей душой хочу добраться целым…
– И потом, Ален, – добавила девушка. – Если уж ты поворачиваешься, я не хочу видеть у тебя такое лицо…
– Какое? – спросил Ален.
– Недовольное!
