– Может быть, Скарлетт, – произнес он, немного помолчав, – может быть, я был с тобой несколько категоричен… Не то, что не люблю тебя… Нет, конечно, остались старые привязанности, остались какие-то чувства… Но не любви, а чего-то другого…
Скарлетт с надеждой посмотрела на своего мужа.
– Чувства?.. Ко мне?..
Улыбнувшись, он произнес:
– Ну да… Я ведь не бездушный истукан и не окончательно выживший из ума старик, каким ты иногда считаешь меня – не притворяйся, не отрицай этого – я ведь знаю…
– Ну, чувства…
Ретт, который уже перехватил инициативу разговора (ему для этого достаточно было упомянуть о «чувствах»), произнес:
– Ну да… Но не любви, нет, я не хочу ни обманывать, ни обнадеживать тебя…
Взгляд Скарлетт сразу померк.
– Какие чувства?..
Пожав плечами, он медленно, будто бы обращаясь к самому себе, произнес:
– Ну, даже не знаю, как тебе и сказать об этом… Даже и не представляю…
– Скажи, как есть… Не тяни, Ретт, – произнесла Скарлетт, – я все пойму…
С минуту помолчав, будто бы пытаясь сформулировать свою мысль, одеть ее в словесную оболочку, Ретт тихо, но выразительно произнес:
– Чувства… Наверное, прежде всего – чувство благодарности… За совместно прожитые годы… За детей… За Кэт…
«Вот и прекрасно, – подумала Скарлетт, – оказывается, он не окончательно окостенел в этой берлоге со своим облезлым хомяком… Да, чувство благодарности за совместно прожитые годы небольшая плата за то, что я ему сделала… Но, во всяком случае, я смогу из этого извлечь какую-то выгоду…»
Конечно же, Скарлетт в этой беседе рассчитывала на что-то совершенно иное едва только Ретт заговорил о своих «чувствах»…
Невесело усмехнувшись тому, что вновь так дешево купилась, она произнесла.
– Ну, спасибо хоть за это… «Чувство благодарности за совместно прожитые годы», – невольно процитировала она Ретта. Звучит-то как – благородно и высокопарно… Словно какая-то военная медаль… Ну, хорошо, разговор о чувствах пока оставим… Я хотела бы поговорить с тобой о другом…
Ретт напомнил:
– Выяснить отношения?..
– Ну да…
Передернув плечами, он произнес: – Что ж выясняй…
Фраза прозвучала как-то очень буднично, обыденно будто бы Скарлетт только что сказала «я хочу попить сельтерской», а Ретт коротким кивком головы дал понять, что это ее полное право… Мол – как хочешь, можешь пить, можешь не пить… Мне, мол, безразличны подобные мелочи, дорогая…
– Так вот, – сказала Скарлетт, – если ты действительно испытываешь ко мне, как ты только что выразился, «чувство привязанности, чувство благодарности за совместно прожитые годы», – она вновь невольно изобразила интонации своего собеседника, – если ты, Ретт, действительно остался тем самым Реттом Батлером, настоящим джентльменом, каким я тебя помнила еще по Атланте… Я хотела бы сказать тебе следующее…
Сказала – и выжидательно посмотрела на Ретта, стараясь предугадать его реакцию… Тот был совершенно спокоен; лицо его казалось непроницаемым.
– Я слушаю тебя внимательно, – произнес он совершенно голосом, начисто лишенным каких-либо эмоций.
– Так вот…
Скарлетт набрала в грудь побольше воздуха, понимая, что теперь приближается кульминационный момент этого разговора – она краем глаза посмотрела на Ретта и вновь заметила на его лице тупую непроницаемость маски из забытой театральной постановки.
«Боже, – мысленно прошептала она, – Боже, сделай так, чтобы он понял меня… Сделай так, чтобы вернулся ко мне снова… Сделай так, чтобы он вновь полюбил меня… Да он и так любит меня – я не верю ни одному его слову, что бы он там мне ни говорил…»
Ретт сидел молча, положив руки на колени – все с той же пугающей непроницаемостью во взоре…
– Так вот…
И вновь эта фраза зависла в воздухе…
Сколько раз за последние дни Скарлетт готовилась к этому разговору!..
Сколько раз мысленно репетировала его!..
Но почему она так устроена – почему не может теперь преодолеть какое-то волнение, собраться с мыслями и высказать все, что у нее наболело?!..
Ведь ей уже далеко за шестьдесят – она не маленькая девочка…
Откашлявшись, она произнесла в третий раз:
– Так вот… Я ставлю вопрос ребром… Я пришла к выводу, что живу какой-то непонятной, какой-то фантастической жизнью, и я понимаю, что такая жизнь не может больше так продолжаться…
Ретт, безучастно переведя взор со старинных часов, стоявших на шкафу, на Скарлетт, поинтересовался:
– Какая еще такая жизнь?..
Скарлетт вновь попыталась вызвать в себе ту злость, ту ярость, которые обычно в подобных ситуациях придавали ей уверенность в собственных силах, но у нее так ничего и не получалось…
Ретт, не меняя интонации, повторил:
– Какая еще такая жизнь?..
Склонив голову, Скарлетт произнесла:
– Моя жизнь, Ретт…
Он понимающе покачал головой.
– Да, так я и знал…
– Ты ведь обещал не перебивать меня, – напомнила Скарлетт.
– А я и не перебиваю… То, что я теперь говорю – не более, чем мысли вслух… Это я обращаюсь не к тебе, дорогая, – слово «дорогая» прозвучало в его устах даже без привычного в последнее время для Скарлетт сарказма, а, что самое страшное – совершенно равнодушно, как и все остальное, – да, дорогая, я ведь обращаюсь не к тебе, а к самому себе… Я не перебиваю тебя – если хочешь, можешь продолжать, я внимательно выслушаю все, чтобы ты мне только не сказала…
Скарлетт, с минуту подумав, произнесла:
– Ну, тогда говори ты… И что же ты знал?.. И она внимательно посмотрела на своего мужа.
– Я так и знал, что ты вновь начнешь мне диктовать свои условия – будто бы я нахожусь в осажденном городе, и ты, как генерал Шерман, выдвигаешь мне ультиматум… Ты ведь, кажется, только что сказала, что хочешь поставить какой-то там вопрос ребром?..
К Скарлетт при этом упоминании почему-то внезапно вернулась прежняя уверенность.
– Да…
Пожав плечами еще более равнодушно, чем до того, Ретт произнес:
– Хорошо… Ставь свой вопрос ребром…
Прищурившись, она произнесла:
– В общем, так, Ретт… Или я, или твой горностай… Выбирай сам.
Ретт мягко улыбнулся.
– Ну почему все вы, женщины, совершенно одинаковы?.. Почему ни от кого из вас нельзя ждать ну никаких неожиданностей?.. Конечно же, ну конечно же – ничего более интересного ты выдумать не могла… Да, только и всего: «или я, или горностай»…
