Миссис Галбрет залилась краской.
– Вы слишком щедры на комплименты в мой адрес и несправедливы к себе.
– Герцогиня вполне справедлива к вам, но не совсем точна, – заявила леди Фарнсуорт. – Журнал всегда был коллективным делом и должен оставаться таковым. Женщины, объединившись, могут достичь всего, чего угодно.
– Теперь вы тоже вступили в наше предприятие, – сказала миссис Галбрет, обращаясь к Аманде. – Я уверена, вы сможете быть нам очень полезны.
Аманда тоже на это рассчитывала. Ей нравились собравшиеся здесь дамы, хоть и казалось несколько странным, что она имеет возможность сидеть рядом с герцогиней, вдовой барона и сестрой графа. А еще более странным было то, что они общались с ней как с равной, хотя она занимала положение чуть выше горничной.
Изумление Аманды прошло, когда она спустилась по ступенькам и вышла на улицу. Его сменило необычное и подавляющее ощущение того, что она стала вмещать две разные личности. Одна из них – Аманда, которая проводит время с благородными дамами и соглашается оказать помощь в издании их журнала. Другая Аманда намеревалась позволить мужчине соблазнить ее, с тем чтобы иметь возможность совершить преступление, за которое ее могли повесить.
В тот вечер, вернувшись домой, она налила себе супа из котелка, кипевшего на крюке в очаге, отрезала хлеба и уселась за маленький деревенский стол поужинать. Обедом ее всегда угощала леди Фарнсуорт. Это помогало Аманде экономить.
Покончив с едой, Аманда, созерцая огонь в очаге, пыталась собраться с духом, чтобы прочесть недавно полученное письмо. Ей передали его в типографии Питерсона, куда она заехала по пути домой. Ее мать пользовалась подобным способом обмена корреспонденцией на протяжении многих лет и, узнав, что Аманда прибыла в Лондон, велела дочери использовать то же имя для переписки.
Она извлекла конверт из ридикюля. Послание было адресовано миссис Бутлкамп и написано рукой ее матери:
«В мои намерения не входит ни раздражать, ни расстраивать тебя, но он становится все более нетерпелив. Я попыталась объяснить ему, что эту новую просьбу выполнить гораздо сложнее, чем первую, и, вполне вероятно, даже вообще невозможно. Я не виделась с тобой десять лет и могу лишь приблизительно судить о твоих физических данных.
С сожалением вынуждена сообщить, что его совершенно не тронули мои доводы. Даже сейчас, заглядывая через мое плечо, он всерьез заявляет, что ты намеренно теряешь время.
Прости меня, Аманда, я слишком многого от тебя требовала и при этом не позволяла тебе ничего требовать от меня. Пожалуйста, оставь уведомление о получении моего нынешнего письма, такое же, как в прошлый раз. Пользуйся нашей проверенной почтой, но на письме поставь имя «мистер Петтибоун».
Значит, он становится нетерпелив! Вот как! Аманда стиснула зубы от злости, подумав о том, что человек, которого она никогда не видела, может так грубо вторгаться в ее жизнь.
Ну и мама, конечно, небезгрешна. Нет, ее вовсе не удручало то, что мать так многого от нее требует. Ее мучил неприятный и неизбежный вывод, что единственной причиной, по которой ее родительница могла оказаться во власти этого человека, было то, что она попыталась что-то украсть у него. Кроме того, он никогда бы не узнал о существовании Аманды, если бы ее мать не сообщила ему о ней в попытке спасти себя.
Он был богатый противник. Мама никогда бы не стала воровать у бедняка. Богатый и скорее всего могущественный. Человек, способный добиться самого сурового приговора для похитителя его ценностей – повешения.
Аманда с горечью рассмеялась над собой. Ведь именно этим занималась ее семья. Ее родители были умнее многих других преступников, но ворами. Очень умелыми, чрезвычайно отважными, но ворами.
Этому они научили и свою дочь.
Аманда положила письмо в ящик стола, затем извлекла одежду, которая была ничуть не похожа на ту, в какой она красовалась прошлым вечером. Девушка быстро переоделась. Сегодня с наступлением сумерек Аманда тоже кое-куда отправится, но прежде ей нужно попрактиковаться.
Она не была уверена, остались ли у нее силы реализовать ее план. И она не поймет этого, пока не попробует. Однако в любом случае она постарается сделать успех своего предприятия более вероятным. Годы учения не прошли для Аманды даром, хотя теперь она совсем не считает это игрой, как бывало в дни детства.
Она встала на сделанную мелом отметину на полу, затем присела почти на корточки, отставив одну ногу назад для сохранения равновесия. После чего, собрав всю силу, на которую была способна, совершила большой прыжок вверх и вперед.
– Кого ты ищешь?
Брентворт задал свой вопрос во время верховой езды с Габриэлем.
– Я никого не ищу.
– Неужели? Ты настоял на прогулке в час, когда в Гайд-парке не протолкнуться. Обычно ты избегаешь этого. И с того момента, как мы сюда прибыли, ты не перестаешь украдкой бросать взгляды по сторонам. Я вынужден заключить, что ты надеешься здесь кого-то встретить. Случайно, конечно.
Габриэль уставился прямо перед собой. «Взгляды украдкой, черт побери!»
– Не пастушка ли владеет твоим воображением?
Черт побери! Он обнаружил, что последние два дня внимательно рассматривает женские подбородки и губы в поисках знакомого. Если же замечал красно-карминные губы, то начинал всматриваться еще пристальнее, чтобы проверить, естественный это цвет или похожий оттенок губной помады. Однако нынче он выехал на прогулку совсем не для этого. Он просто хотел скоротать время. Одна мысль о том, что сулит ему грядущий вечер, вызывала у него возбуждение.
Восторг, вызванный загадочной незнакомкой, был сам по себе довольно необычен для Габриэля и потому заставлял его задумываться над причиной столь редкого увлечения. Он предполагал, что главным источником притягательности пастушки была ее неопытность. Прежние любовницы были весьма искушены в амурных делах. Мысль о том, что он может стать наставником и проводником в царство наслаждения, кружила ему голову.
Он натужно рассмеялся.
– Пастушка? Откуда такая нелепая мысль?
– Ты исчез вместе с нею с бала так надолго.
– Ты заметил?
– Конечно. Но заметил не только я. Я бы сказал, вся северо-восточная часть сада опустела: участники избегали заходить туда из страха обнаружить тебя со спущенными штанами и голой задницей.
– Можешь успокоиться: я бы не узнал ее, даже если бы столкнулся с ней лицом к лицу, – поэтому вряд ли в моих поисках был бы какой-то смысл.
Брентворт на его слова ответил улыбкой.
– Хотя, – добавил Габриэль наигранно равнодушным тоном. – Обычно я легко узнаю любого на балу, даже под маской. Но я не узнал ее. А ты?
– Я пытался, но не смог. Как я уже говорил, она, вероятно, легкомысленная особа, возможно прибывшая в Лондон совсем недавно.
– Не думаю. Я решил, что скорее всего она замужняя женщина, ищущая приключений и желающая отдохнуть от опостылевшего мужа.
