– Каждому известно, кто я. Это отнюдь не привилегия одних только пэров.
– Женщины часто меняют свою идентичность. Девушка выходит замуж и становится женой и матерью. У нее умирает муж, и она делается вдовой. Представьте себе: вы смотритесь в зеркало и видите совсем не того, кем вы были всего день назад, и все ваши ожидания от жизни тоже резко поменялись.
– А когда вы смотрели в зеркало сегодня, что вы увидели?
– Неужели не догадываетесь? Мужчина, претендующий на такое знание женщин, должен это понять.
Он нахмурился, задумавшись.
– Вдову? Полагаю, что нет.
Аманда отрицательно покачала головой.
– Женщину в ожидании замужества?
– Нет.
– Слава богу. В таком случае мне пришлось бы сразу заявить, что я удаляюсь. А как насчет дочери? По отношению к первым мужчины испытывают чувство собственника, а ко вторым – преисполнены чувства долга. Если бы ваш жених или отец узнали о нашей встрече, ситуация могла бы стать опасной.
– Лишь на основании слуха о том, что я встретилась с вами? У вас, должно быть, чудовищная репутация.
– Должен признать, слава обо мне идет не слишком добрая.
– Полагаю, это неизбежно для мужчины, посвятившего свою жизнь облагодетельствованию женщин своими грандиозными талантами. Чудо, что вы все еще живы.
– Когда-нибудь, если наши встречи продолжатся, я расскажу вам, как мне удалось выжить.
– Полагаю, ваш секрет откроется мне только после того, как я соглашусь стать вашей очередной жертвой? Это несправедливо.
– Разве я сделал сегодня нечто угрожающее вам, дорогая пастушка? Вы ведь имели полное право вообще не приходить ко мне сегодня. Значит, строгого отца не существует?
– Нет, дочь больше не отражается в зеркале. Это уже в прошлом.
– Тогда любовница?
– Хорошая догадка. Я могу стать любовницей мужчины, которому нравятся женщины в брюках.
– Значит, вы находитесь в поисках какого-то особенного индивида? Я теряюсь. Революционера? Радикала? Реформатора?
– Нет, буква «Р» здесь не подходит.
– Я рад, что вы не выбрали последнее. Мне за последнее время реформаторы порядком надоели.
– Кто-то пытается вас реформировать? Что-то в вас исправить? Как интересно! Создается впечатление, что у вас не просто дурная репутация, если началась кампания по вашему преобразованию.
– Ничего интересного. Все до безумия скучно.
– Наверное, поэтому я здесь? Вы должны мне доказать, что не подлежите изменениям?
Он с изумлением взглянул на нее, но быстро снова взял себя в руки.
– Вы здесь для того, чтобы пить шампанское и чтобы я мог одарить вас самыми изощренными своими поцелуями, а вы при этом безуспешно пытались бы сопротивляться моим попыткам соблазнить вас.
– Ах да, тот поцелуй. Вы хотите получить его сейчас?
Его томная улыбка очаровала бы и медведя.
– Если вам угодно.
– Думаю, лучше вам уступить. Чтобы вы утратили иллюзию о дальнейших лобзаниях.
Она ждала, что он подойдет к ее креслу, но он просто смотрел на нее и в глазах мелькали дьявольские искорки.
– Это была ваша идея, – сказал он.
Воспоминания об их общении в саду проплывали перед ее мысленным взором. Чувственные воспоминания. Аманда попыталась прогнать их: она не собиралась поддаваться его уловкам, однако встала, прошла к нему, наклонилась и прижалась губами к его губам.
Герцог коснулся рукой ее лица. Он удерживал ее, чтобы продлить поцелуй. Он прижал ее еще крепче к себе, и поцелуй все длился и длился.
Удовольствие, которое она испытала, почти лишила ее сил сопротивляться. Ее решимость и риски сегодняшнего вечера оказались слабой защитой против его умения соблазнять. Помимо чисто физического возбуждения, которое она испытывала, ее покорила возможность забыть обо всем и полностью погрузиться в ощущения, которые он способен был в ней вызвать.
Он так сильно сжал ей затылок, что она даже испугалась. Опустив глаза, она увидела, что его другая рука вот-вот коснется ее рубашки.
Аманда оттолкнула его. Она смотрела в глаза, которые стали почти черными от желания. И то, как он глядел на нее, покоряло даже сильнее долгого поцелуя.
И он знал это. Он словно читал ее мысли. Он наклонился к ней и протянул красивую мускулистую руку.
Аманда вернулась к своему креслу.
Казалось, он отреагировал на это без особых эмоций. Наверное, джентльмены полагают, что и в подобных ситуациях они должны сохранять полнейшую невозмутимость. К тому же его зевки свидетельствовали о том, что он понял: это была не самая удачная его попытка.
– Что вы делаете, когда не занимаетесь своими служебными обязанностями, не сбегаете на балы и не встречаетесь со мной?
Опять разговоры. Опять любопытство, но он явно засыпает. Время и шампанское делали свое дело.
– Читаю.
– Жаль, что вы сразу не сообщили об этом Гарри. Он бы это оценил. – Последние слова поглотил сильный зевок.
– Кроме того, я пою.
– Вот как? Выступаете на сцене?
– Вы шутите! Если я даже не могу свободно отправиться на вечеринку, едва ли я могу осмелиться выступать на сцене.
– В таком случае кому же вы поете?
– Самой себе.
– Как печально, что вы можете петь только самой себе. А почему бы вам не исполнить что-нибудь для меня? Я буду для вас самой благодарной аудиторией, способной по-настоящему оценить ваш талант.
– Если вы действительно этого хотите, я спою для вас. Только вот я не привыкла к слушателям. Поэтому вам лучше на меня не смотреть. Это смущает.
– Я буду смотреть на огонь камина.
И он перевел взгляд на камин. И Аманда завела старинную шотландскую народную песню. Герцог не смотрел на нее, она же внимательно разглядывала его. Она пела, наблюдая за тем, как тяжелеют его веки, когда песня приближалась к концу.
Когда же Аманда закончила балладу, он уже сладко спал.
Глава 5
Она стояла у окна, глядя на улицу, а ее шаль и тапочки падали вниз, в пустоту. Легкий ветерок подхватил шаль, и она поплыла по воздуху подобно призраку в лунном свете, а обувь исчезла где-то за стеной. Теперь на ней оставались только брюки и рубашка. Аманда была преисполнена решимости.
«Не так уж высоко, – сказала она себе. – И не так уж далеко».
Это помогло ей успокоиться, но только идиот стал бы полностью игнорировать опасность, угрожавшую ей.
«Стоит этому научиться, и уже никогда не забудешь». Именно так наставлял ее отец, когда приступал к обучению своему ремеслу. Тогда ей едва исполнилось восемь.
