Внезапно Аманда осознала шаткость и безнадежность своего положения. Если до этого она лелеяла хоть какую-то надежду, то теперь, когда увидела добрую, но многозначительную улыбку Брентворта, все ее надежды испарились.
Дверь открылась, и вошел Габриэль со Страттоном. Габриэль держал в руках синюю конторскую книгу.
– Его подпись найдена. Теперь вопрос – кто напишет письмо?
– Пусть мисс Уэверли продиктует его, – предложил Брентворт. – Мне кажется, она лучше нас знает, что следует говорить в подобных случаях.
Габриэль прочел вслух письмо, надиктованное Амандой:
– «Немедленно приезжай в гостиницу Котона «Черный рыцарь». Захвати с собой экипаж, чтобы перевезти меня. Я попал в переделку и в данный момент послал за врачом, так как едва смог добраться до гостиницы: страшная боль мучает меня. Один мой сосед согласился написать это письмо, так как сам я писать не могу. Тебе необходимо получить привезенный мною предмет до визита врача. Многие здесь косятся на мой чемодан, и если мне дадут болеутоляющее, боюсь, что я не смогу следить за своими вещами».
– Очень убедительно, – заметил Страттон. – Не слишком официально и в то же время достаточно пристойно. Беспокойство по поводу болеутоляющего очень уместно.
Брентворт открыл конторскую книгу, перевернул несколько страниц.
– Вот подпись Притчарда. Ты смог бы ее скопировать, Лэнгфорд?
Лэнгфорд взял книгу и внимательно посмотрел на подпись.
– После недели тренировки – возможно.
– К сожалению, в нашем распоряжении всего лишь час.
– Любые отклонения от его подписи, вероятно, будут восприняты Ярнеллом как результат травмы, – заметил Страттон.
– К тому времени как негодяй это получит, он, возможно, будет уже знать об исчезновении моей матери, – вмешалась Аманда. – Он будет зол и подозрителен ко всему и ко всем. Подпись должна быть идеальной. Я смогу ее подделать без особого труда.
Брентворт и Страттон восприняли ее слова с видимым безразличием, но оба при этом перевели взгляд на Габриэля.
– Она же секретарь, – сказал он. – Конечно, ей сделать это легче, чем кому бы то ни было.
Он встал, освободив место у стола для Аманды.
Она внимательно рассмотрела автограф, затем взяла перо, обмакнула в чернила и попыталась скопировать закорючки на отдельном листе бумаги.
Габриэль склонился над ее плечом. Она подделала безупречно. Лучше, чем кто-либо из них смог бы это сделать даже после недельной тренировки.
Она сравнила подделку с оригиналом и сделала еще одну попытку.
На сей раз получилось еще лучше. Габриэль вряд ли отличил бы ее почерк от почерка Притчарда.
Аманда положила перо и потянулась, расправила плечи, поиграв мышцами, как делают боксеры, разогреваясь перед схваткой, затем снова взяла перо, обмакнула в чернила и быстро одну за другой вывела подпись еще пять раз подряд. К четвертому разу легкие колебания, заметные в начертании первых двух попыток, исчезли.
Аманда протянула руку.
– Письмо, пожалуйста.
Страттон протянул ей письмо. Она положила его перед собой, обмакнула перо в чернильницу, поставила подпись, промокнула ее и вернула бумагу Страттону.
В течение секунд десяти в комнате царила гробовая тишина. Страттон передал письмо Брентворту, брови которого удивленно взмыли вверх.
– Превосходно! – воскликнул Страттон. – Видимо, для леди Фарнсуорт, вы были неоценимой находкой.
Лицо Аманды ничего не выражало. Габриэль положил руку ей на плечо. Она согласилась сделать это, только чтобы закончить их дела с Ярнеллом, но он понимал, что демонстрация этого умения в присутствии других людей смутила ее.
– Ну а теперь мы вас оставим, – сказал Брентворт. – Рано утром я лично передам записку Ярнеллу. Страттон проследит за тем, чтобы наш предполагаемый пленник, находящийся наверху, не ускользнул до полудня, но, если принять во внимание количество съеденного и выпитого им, это маловероятно. Мы должны быть готовы к тому, что Ярнелл прибудет часам к десяти, если прибудет вообще.
Они со Страттоном удалились.
– Если у них возникли какие-то вопросы касательно меня, на них следует ответить, – сказала Аманда.
– Тебя нельзя винить в том, чему тебя научил отец, когда ты была совсем маленькой.
– Этому последнему научила меня мама.
– Может быть, нам следовало привлечь ее к подделыванию подписи.
Аманда покачала головой.
– Я делаю это гораздо лучше. – Она взглянула на него. – Кажется, завтра все должно закончиться.
Ее слова и их глубинный смысл задели тот тяжелый комок, который он в течение многих дней носил в своем сердце.
– Приди в мои объятия, Аманда, усни в них, и пусть завтрашний день сам позаботится о себе.
Они разделись и легли в постель. Габриэль ласками попытался отвлечь их обоих от тягостных мыслей. Потом он сжимал ее, спящую, в руках и наблюдал за каждым ее движением, пока не наступил рассвет.
Аманда взяла у слуги ведра с водой, поднесла к ванне, затем разбудила мать и попросила ее вымыться и одеться.
Миссис Уэверли сонно заморгала и зевнула.
– Который час?
– Восемь. Приведи себя в порядок. Скоро здесь появится Ярнелл, и джентльмены должны будут с ним встретиться.
– Джентльмены?
– Здесь два друга Габриэля, которые ему помогают.
Миссис Уэверли выскользнула из постели, сбросила ночную рубашку и села в ванну.
– Габриэль? Ты хочешь сказать, герцог? Не удивляйся. Я спросила, кто он такой, и он мне все рассказал.
Аманде не следовало оставлять их вдвоем.
– И кто его друзья?
– Страттон и Брентворт. Они тоже герцоги.
Миссис Уэверли повернула к ней удивленное лицо, покрытое мыльной пеной.
– Интересно, почему ты не привлекла к решению моих вопросов всю палату лордов, Аманда? Да и короля в придачу? Она плеснула воду на лицо, чтобы смыть пену. – Три герцога! Ну, теперь мы обречены. У одного бы мы еще вымолили пощаду, особенно если он действительно твой любовник, но троих нам не одолеть. Ни один из них не захочет поступиться своей честью и репутацией.
Она продолжала мыться, бормоча себе что-то под нос. Закончив, швырнула мочалку в ванну с такой силой, что вода расплескалась на пол.
– Они нас повесят, обеих! Вот будет радость для кровожадной толпы. Мы должны немедленно бежать. Сейчас я пойду вниз и…
– Нет, мама, ты останешься, даже если мне придется тебя связать. Кашу заварила ты, и ты дождешься здесь, пока все не закончится.
Матушка не ожидала от дочери такой твердости.
