– Последнее необходимо, пока я буду служить у леди Фарнсуорт. Она еще не нашла мне замену. Я буду плохим секретарем, если не стану работать над своим почерком.
– Я имею в виду особые эксперименты, и ты понимаешь какие.
– Понимаю. Даже для спасения мира? В самом деле?
Габриэль не смог удержаться от улыбки.
– Полагаю, если такая необходимость возникнет, что абсолютно невероятно, и если мир действительно окажется в опасности и спасению его могут поспособствовать твои особые умения, только в том исключительном случае ты сможешь их применить.
Аманда придвинулась к нему и внимательно взглянула в глаза.
– Обещаю.
Казалось, он был удовлетворен, но, по-видимому, какая-то другая мысль пришла ему в голову, потому что он снова повернулся к ней со словами:
– И ты никогда не станешь учить этому наших дочерей.
– Если ты настаиваешь, я, конечно, не стану. Никто из наших детей никогда не узнает, как можно ловко вылезти из окна или вскрыть замок, хотя, как мне кажется, такие навыки могут иногда пригодиться.
– Я не сказал «детей». Я сказал «дочерей». Кое-какие из этих навыков могут быть очень полезны для мужчин. Если, к примеру, муж поднимается по лестнице и окно – единственный путь к побегу. Вот для такого случая.
– Понимаю. Для такого случая. – Она наклонилась и положила ему руку на грудь. – И если я нарушу свое обещание использовать мои особые умения… Что произойдет тогда? Тебе придется наказать меня так, как ты угрожал в саду Ярнелла?
Габриэль закрыл глаза.
– Я никогда не ударю тебя в приступе гнева. Это я могу обещать.
– Я почему-то подумала, что это не связано с гневом…
– Аманда, ты демонстрируешь слишком большой интерес к этой игре.
– Сама идея… очень волнует.
– Сейчас? В этом действительно есть нечто волнующее.
– Вот видишь, нас обоих возбуждает сама мысль об этом. Скажи мне, если это когда-нибудь произойдет, ты хотел бы, чтобы я была обнаженной, когда ты будешь лупить меня?
Выражение его лица вновь сделалось напряженным, но иначе и совсем по другой причине.
– Да. Обнаженной. И чтобы твоя хорошенькая розовая попка ждала моей руки.
– Думаю, это будет больно.
– Немножко.
– И все же я не должна быть непослушной, если хочу избежать этого.
– Что будет очень разумно с твоей стороны.
– Гммм. – Она подняла руку и послышался звон цепочки, – боже, я, кажется, украла твои карманные часы. Какая же я непослушная!
Габриэль опустил штору на окне и приказал кучеру ехать быстрее.
Миссис Галбрет застегнула замочек на бриллиантовом колье. Аманда полюбовалась им в отражении.
– Думаю, я готова.
– Вы выглядите как настоящая принцесса, – с благоговением произнесла сидевшая на кровати Кэтрин.
Аманда пригласила подругу на несколько дней. Она надеялась уговорить девушку найти какую-нибудь другую профессию, так как торговля пивом все хуже действовала на ее здоровье. Между Кэтрин и Винсентом завязалась интрижка, которая могла оказаться более значимой для будущего девушки, чем все разговоры с Амандой о новом месте работы.
Аманда не хотела идти к венцу ни из своей старой каморки в подвале, ни из дома леди Фарнсуорт, хотя достойная леди настаивала на этом, поэтому она приехала сюда, на Бедфорд-сквер, и устроилась в комнате, которую ей когда-то предлагала миссис Галбрет в клубе «Парнаса».
Свадьба предполагалась скромная, приглашены были только самые близкие друзья. Большая часть высшего света выехала из столицы, но, безусловно, всем было известно, что Лэнгфорд в очередной раз бросил вызов обществу, выбрав совершенно неподходящую жену.
Если бы они знали всю биографию его избранницы!
– Лэнгфорда они игнорировать не посмеют, – объяснила им герцогиня в личной беседе, после того как Аманда и Габриэль вернулись в Лондон. – Вас же, дорогая, они не пощадят. Вам следует найти такой круг общения, который не прислушивается к мнению светских сплетниц.
Одним из таких кругов было общество самой герцогини, и она уже дала понять, что считает Аманду своей подругой. Сестринство «Парнаса» – вот еще один круг.
Но Аманде все это было глубоко безразлично. Ее совершенно не волновало, от кого она получила приглашения на званый обед, а от кого нет, и хорошо ли относится к ней та или иная светская дама. Она никогда не принадлежала ни к каким кругам, поэтому и теперь не расстроится, если некоторые дамы закроют для нее свои двери. Особого впечатления на нее не произвел и ее будущий статус герцогини, хотя Кэтрин, узнав об этом, чуть не закричала от восторга.
Единственно значимым для нее было теперь постоянное присутствие рядом Габриэля, их взаимная любовь до конца жизни.
– Пора, – сказала миссис Галбрет. – Экипаж ждет нас внизу.
Громадный, роскошно украшенный экипаж принадлежал герцогине и Страттону. Более того, герцогиня – Клара, как она попросила Аманду теперь ее называть, – всю процедуру бракосочетания взяла в свои руки. Даже то восхитительное платье, которое сейчас красовалось на Аманде, шилось под руководством герцогини. Ее любимая модистка посадила за него пять швей, с тем чтобы платье было готово за две недели.
Миссис Галбрет и Кэтрин помогли Аманде взобраться в экипаж, после чего сами сели в другой. И поехали через всю столицу в церковь.
Как только Аманда вышла из кареты, она сразу же поняла: то, что представлялось герцогу торжеством в узком кругу, на самом деле будет чем-то грандиозным. Вдоль улицы выстроилось множество экипажей.
Она вошла в церковь одна, хотя Страттон и Брентворт предлагали ей свое сопровождение. В церкви Аманда остановилась и оглядела небольшую толпу вокруг. Она знала многих из присутствующих. Увидев слуг, помогавших ей, она улыбнулась. Аманда настояла на том, чтобы им разрешили присутствовать на церемонии.
На леди Фарнсуорт была новая венецианская шаль темно-синего цвета поверх серого шелкового платья, заколотая брошами в виде веточек. Из-под шали выглядывала масса кружев и рюшей. Туалет дополняло выражение глубочайшего самодовольства.
– Я считаю исправление Лэнгфорда величайшим достижением своей жизни, – заявила она Аманде. – И ваш брак с ним станет вершиной моего успеха.
Аманда решила не пересказывать ее слова жениху.
Габриэль с братом заняли места у алтаря. Невеста пошла по направлению к нему.
Она знала клятвы, которые они сейчас произнесут. Все их знают. Прошлой ночью, когда они лежали воедино, он сказал ей: «Я никогда не оставлю тебя. Ни душой, ни телом, ни разумом. Со мной ты всегда будешь в безопасности, мой дом станет твоим домом, и ты никогда не окажешься в одиночестве и нищете».
