* * *
«О боже, он мёртв?» – граф де Клермонт начал приходить в себя от звука визгливого голоса, раздавшегося над самым его ухом. Кто-то, желая проверить свою догадку, вытянул ногу и ощутимо пнул его под рёбра.
Тело пронзила мучительная боль. Перед глазами пронеслись последние воспоминания: девчонка прячется за спиной неизвестно откуда появившегося «пирата», который, виртуозно владея шпагой, наносит ему тяжелейшее ранение, на некоторое время лишившее его сознания.
Ад и пламень! Они оставили его умирать здесь, как бешеного пса, даже не убедившись в том, что он ещё жив. Что ж, роковая ошибка обернётся для них же самих катастрофой, когда они поймут, как сглупили, не удостоверившись в его смерти. Теперь его черёд. Плевать на рану! Смерть его не страшит, и он готов отправиться прямиком в ад, прихватив с собой юную ведьму, разрушившую все его мечты о славной карьере маршала Франции.
Закусив губу, чтобы приглушить невольно вырвавшийся стон, зажимая одной рукой рану на груди, из которой сочилась кровь, он, преодолевая тошноту и головокружение, подхватил лежащую рядом шпагу и, опираясь на нее, как на трость, осторожно поднялся под удивлёнными взглядами нашедших его людей.
Внизу громко играла музыка. Придворные кружили в танце вокруг короля, который, судя по его напряжённой, позе был явно чем-то недоволен. Но вот он оживился, заметив кого-то, двигающегося в толпе. Клермонт проследил за направлением его взгляда и жестоко ухмыльнулся. Из-за ужасной боли ухмылка его больше напоминала гримасу, но что значат такие пустяки по сравнению с возможностью отомстить?
Словно перст судьбы, шаг за шагом он приближался к фигуре, закутанной в бело-золотой хитон. Когда до «прекрасной гречанки» оставалось не более пары шагов, он вытянул шпагу и с возгласом: «Умри, дрянь!» – вонзил холодный клинок в тонкую спину.
Девушка вскрикнула и, неловко взмахнув руками, начала оседать на пол. Кто-то завопил от ужаса. Музыка разом смолкла, заставляя кружащиеся в танце пары от неожиданности налетать друг на друга.
Силы были на исходе, ведь противник нанес ему смертельный удар. Испытывая почти сумасшедшее желание видеть агонию в глазах умирающей жертвы, он, собрав остатки сил, наклонился и сорвал маску с её лица.
Проклятье! Громкий хохот, вырвавшийся из груди убийцы, заставил присутствующих похолодеть от ужаса.
Да, судьба осталась верной себе, старой злобной ведьме! Даже сейчас, когда жить ему оставалось совсем чуть-чуть, она вновь сыграла с ним злую шутку. Это была не Шанталь! Словно оберегаемая какими-то потусторонними силами, девчонка вновь сумела избежать возмездия.
Истерический хохот перерос в рыдания, когда до графа дошло, что его время истекло и что в ад он отправится один. Не обращая внимания на расступившуюся толпу, пропускающую вперёд короля, он на подкосившихся ногах рухнул возле тела незнакомой девушки, виноватой лишь в том, что поменялась с боравийской принцессой одеждой.
Король, не выносивший вида крови и страданий, прикрывая лицо надушенным кружевным платком, облегченно вздохнул, когда убедился, что его протеже тут нет. Впрочем, выражение его лица тут же изменилось, когда он понял, что с ним осмелились сыграть дурную шутку. Велев во что бы то ни стало разыскать исчезнувшую бунтарку, он с жестким выражением лица повернулся к де Клермонту, которого уже взяла в кольцо стража. Подумать только, осмелиться на подобное чудовищное преступление, да ещё и в присутствии его величества! Впрочем, в аресте убийцы уже не было никакой необходимости. Испуганно озираясь обезумевшими глазами, будто внезапно обнаружив рядом с собой нечто, видимое лишь ему одному, де Клермонт, теряя последние силы, отчаянно закричал, в ужасе замахав руками. Дёрнувшись несколько раз, как от ударов, он затих, уставившись куда-то вверх остекленевшим взором, из которого с каждым мигом уходила жизнь.
Король побледнел. Вот и не верь после этого в ангелов смерти, которые приходят за душами умирающих и которых, кроме них, не может видеть больше никто.
Стараясь, чтобы голос его не дрожал, монарх коротко бросил:
– Уберите «это», – он брезгливо указал на тело бывшего придворного, – и немедленно разыщите её высочество Шанталь!
Грандиозный вечер был окончательно испорчен. Дав знак придворным, Людовик покинул ратушу.
Лишившись порции зрелищ, разочарованная публика начала в спешке расходиться, а на полу остались только два трупа, которые спешно погрузили на импровизированные носилки и унесли прочь.
Торопясь поскорее покинуть ставшее мрачным место, никто не обратил внимание на странного монаха с обнаженной шпагой в руке, внимательно оглядывающегося по сторонам. Приняв, видимо, какое-то решение, он сунул оружие обратно в ножны и тяжёлым твёрдым шагом, выдающим в нём бывшего солдата, стремительно вышел на улицу.
Глава 24
Отель Сагонь, расположенный в престижном районе Парижа, привлекал к себе не только представителей высшего света и богемы, но и полчища нищего сброда, надеявшегося сорвать куш, обворовав или облапошив очередного гостя, посетившего салон знаменитой куртизанки.
Остановив карету чуть поодаль, на противоположной стороне улицы, мы вместе с моим спутником, стараясь не привлекать к себе излишнего внимания, медленно направлялись к заднему входу, когда совершенно неожиданно в ноги к нам бросилась чумазая нищенка:
– Подайте, ради Христа, на пропитание бедной несчастной заблудшей душе, у которой уже три дня маковой росинки во рту не было, – канючила она, крепко обхватив мои колени.
– Поди прочь, ведьма! – замахнулся на неё натянутый от волнения, как струна, и совершенно потерявший терпение Ренард.
Но ударить несчастную я ему не позволила. Слишком уж были ещё свежи в памяти воспоминания о моём недолгом пребывании во «дворе чудес». Правда, побираться мне не приходилось, ни Жиль, ни Клод этого просто не позволили бы, но зато мне прекрасно было известно, как туго приходилось тем, кому не удавалось заработать ни гроша. Считалось, что они недостаточно усердны, а отлынивать во владениях короля бандитов не позволено было никому. Женщин жестоко избивали, а если они были ещё достаточно молоды, то отработать свой хлеб заставляли «иным» путём, но вот старым и беспомощным приходилось куда хуже: их либо безжалостно прогоняли, лишая последнего, хоть какого-то подобия крыши над головой, либо…
Тело пронзила дрожь, когда я вспомнила, как однажды по приказу Фонтаны для того, чтобы избавить себя от ставших бесполезными лишних ртов, около дюжины старых больных нищенок, от которых уже практически не было никакого толку, забили камнями на кладбище Невинных или, как его ещё называли в народе, «Святых мучеников».
Это было поистине ужасное место. Поначалу на кладбище хоронили бедняков, душевнобольных и ещё не крещённых младенцев. Но затем, по мере того, как народ продолжал умирать, а места для захоронений катастрофически не хватало, сюда принялись сносить всех подряд. Вскоре на сравнительно небольшом участке болотистой земли в самом чреве Парижа, за довольно большой промежуток времени было кое-как погребено около двух миллионов тел. Слой захоронения в этом жутком месте иногда уходил в глубину на десятки метров, так как в одной могиле порой помещалось до полутора тысяч гниющих и разлагающихся останков. Когда яма наполнялась, рядом выкапывали другую, и всё начиналось заново. Кладбище Невинных было самым настоящим рассадником инфекции, испускавшим столь чудовищный запах, что от него, как говорили в народе, скисали молоко и вино.
