Мне было невыразимо жаль бедняжку, вынужденную просить милостыню столь унизительным для любого живого существа способом. Умоляюще взглянув в глаза Ренарда, я попросила его дать несчастной немного денег. Торопясь поскорее избавиться от неприятного общества, Ренард бросил на землю рядом с нищенкой несколько мелких монет. Жадно оглянувшись и убедившись, что никто из товарок, занятых тем же, чем и она, не заметил произошедшего, женщина поспешила отпустить меня и бросилась к деньгам.
Освободившись из рук женщины, я лишь плотнее прижалась к своему спутнику и, поправив чуть съехавший в сторону чепец, позволила ему без дальнейших происшествий проводить меня внутрь нужного нам дома.
Эх, кабы я знала тогда, к чему может привести моя доброта!..
Торопясь поскорее покинуть оживленное место, где меня мог кто-нибудь увидеть и узнать, я не заметила, каким взглядом проводила меня только что облагодетельствованная Ренардом оборванка. А она, как только я скрылась за массивной деревянной дверью, крепко сжимая в грязной ладони полученные монеты, с ненавистью плюнула нам вслед.
* * *
О, она узнала бы эту проклятую девчонку в любом обличье даже из тысячи! Какое счастье, что провидение дало ей такой прекрасный шанс отомстить той, которую она ненавидела всем своим естеством. Негодяйка так сильно липла к своему богатому кавалеру, что не узнала в грязной нищенке сестру Аньес, ту самую, с которой у неё была непримиримая вражда, длившаяся долгие годы.
Той роковой ночью, когда монастырь сгорел дотла, Аньес, как обычно, встречалась со своим любовником – мельником из соседней деревушки. Только благодаря тому, что её не было на территории монастыря, она не пострадала от пожара, как остальные. Но её отсутствие было замечено матерью-настоятельницей, давно подозревающей свою послушницу в грехопадении, но не имеющей на руках прямых доказательств. В этот раз всё было иначе. С позором изгнанная из ордена, Аньес вместе со своим любовником, которому грозило серьёзное наказание за совращение монахини, была вынуждена бежать в Париж. Но удача по-прежнему не желала поворачиваться к ней лицом. Скоро деньги, которые мельнику удалось в спешке прихватить из дома, закончились. Не желая дольше содержать опостылевшую и вечно жалующуюся на жизнь подругу, он в один прекрасный день выставил её прямо на улицу. Оставшись совершенно одна в незнакомом городе, где никому не было до неё никакого дела, она пыталась крутиться, как могла: торговала собой, просила милостыню, воровала. Попав в одну из банд, контролирующих этот район, она приложила все усилия, чтобы привлечь внимание главаря. Став его любовницей, она смогла немного передохнуть: новый статус позволял ей, в отличие от остальных товарок, не бояться наказания за любую провинность.
Увидев выходящую из экипажа Шанталь, она поначалу не поверила собственным глазам. Желая убедиться, что её догадка верна, она разыграла целый спектакль со слезами и причитаниями. Ее и без того грязное платье пострадало ещё больше, но дело определённо того стоило. Теперь, когда ей выпал шанс отомстить маленькой негодяйке, которая, судя по ее виду, жила вполне припеваючи под крылом богатого покровителя, Аньес решила сделать всё, чтобы разрушить той жизнь.
Злобно улыбнувшись щербатым ртом, она сунула полученные деньги за разорванный корсаж платья и поспешила к Франко, своему дружку, чтобы поделиться с ним чудным планом, только что пришедшим ей в голову.
* * *
Саид бросил обеспокоенный взгляд на дверь каюты, за которой вот уже второй час кряду раздавался грохот рушившейся мебели, битой посуды и слышалась нецензурная брань. Помощник никак не мог понять, что стало причиной столь внезапной и сильной ярости, овладевшей капитаном. После встречи с Кольбером, когда молодой капитан, или раис, как звал его по-арабски Саид в знак своего самого величайшего почтения, получил вожделенную бумагу о помиловании и восстановлении титула, он был сам на себя не похож. Разыскав помощника в толпе, капитан кивком велел следовать за ним к наёмной карете. Проделав в полном молчании неблизкий путь до гаврского порта, где их дожидалась шлюпка с частью команды, он, полностью погруженный в какие-то свои мысли, по-прежнему не произнеся ни звука, поднялся на палубу. Лишь оставшись один, капитан Патрис позволил себе дать выход охватившему его гневу.
От очередного грохота в каюте капитана вздрогнули все, кто находился поблизости. Зная непростой характер своего начальника, все – от боцмана до простого матроса – старались заняться любым делом, лишь бы не попадаться ему на глаза.
Саид был единственным, кого не страшили странные метаморфозы в настроении капитана. За годы, что они провели бок о бок на борту этой трёхпалубной красавицы, он к ним привык. Осторожно приоткрыв дверь каюты, он спросил:
– Позволите войти, раис?
Патрис, который в этот самый миг наливал себе очередную порцию контрабандного ямайского рома из зажатой в руке полупустой бутылки, не оборачиваясь, буркнул:
– Передай команде, чтобы готовились к отплытию. Послезавтра вместе с приливом выйдем море.
– Послезавтра?! Но разве вы не собирались навестить своё поместье? А как же желание вышвырнуть на улицу предателей-родственников?
– К чёрту родственников, Саид, я задыхаюсь! Если не выйду в море сейчас, сдохну прямо на берегу.
– Раис, не сочтите за дерзость, но позвольте напомнить вам, что указанная вами дата попадает на пятницу, да ещё и тринадцатое! Вы же знаете, что выходить в море в такой день – не к добру. Даже чёртовы набожные испанцы, которые наотрез отказываются верить в приметы и суеверия, никогда не покидают берегов в этот день. А помните, что произошло, когда старый пират Макнаббс решил доказать всем абсурдность этого высказывания? Он вместе со всей командой и кораблём попросту сгинул, едва выйдя в море!
– Мне наплевать, что произошло с теми, кого я даже не знал! Передай всем, что я заплачу втрое каждому, кто не испугается старых морских баек и рискнет выйти вместе со мной. Что до остальных, то пусть остаются в порту, если хотят. На Тахмиле я наберу вместо них кучу бесстрашных головорезов, готовых под моим командованием отправиться хоть морскому дьяволу в пасть.
– Воля ваша. Будут ещё какие-нибудь распоряжения, капитан? – поняв всю бесполезность уговоров, Саид вновь превратился из друга в почтительного первого помощника.
– Будут… Принеси ещё выпить!
Тысяча чертей! Как же он был наивен, полагая, что судьба, которая никогда ранее не была милостива к нему, в этот раз повернётся лицом и даст шанс на новую жизнь! Было глупейшей ошибкой считать, что он, добившись помилования, навсегда сможет покончить с пиратским прошлым и начнет совершенно новую жизнь, возделывая землю, доставшуюся ему в наследство от славных предков.
Бред! Несмотря на все усилия, прошлое никак не хотело его отпускать, вцепившись в глотку клыками и когтями! Те, о существовании которых он так долго пытался забыть, не оставляли на это ни малейшей надежды. Проклятый младший братец даже теперь, когда, казалось бы, проиграл и потерял всё, каким-то непостижимым образом умудрился испортить победителю всю радость от победы. Изнеженный и развращенный придворной жизнью, сытый и довольный, понятия не имеющий о том, как тяжело живётся простому люду, не имеющему ни крыши над головой, ни куска чёрствого хлеба на обед… Что этот маменькин сынок мог знать о сражениях, в которых на твоих глазах один за другим верные товарищи складывают головы, защищая то, что по-настоящему дорого всем – свободу? Чувствовал ли он когда-нибудь ледяной, пронизывающий до костей холод, когда перестаёшь чувствовать обмороженные конечности, а корабельный врач, чтобы спасти твою жалкую, никому не нужную жизнь, пытается отпилить их ножом, чтобы гангрена не распространилась по всему телу?
