Сидящий рядом Клод в ответ на слова шевалье сжал кулаки. Предупреждая его дальнейшие действия, которые вполне могли повлечь за собой неминуемые последствия, я поспешила накрыть его руку своей. Слегка сжав побелевшие от напряжения костяшки, я успокаивающе похлопала по ним и, не давая ему и рта раскрыть, обратилась к де Кресси:
– Никакого выбора у нас нет, Жюстен, и вы это сами прекрасно знаете. Как по мне, так лучше сгинуть в море, чем потерять честь и достоинство, став очередной игрушкой в руках капризного монарха. А потому… – кивнув застывшему Клоду, я взглядом указала ему на отчаявшегося моряка, который, спустившись со стула, кинул пару монет на стол, собираясь уходить, – пойди и узнай у этого бедолаги, не требуются ли на их судно не верящие в приметы юнга и матрос?..
Не прошло и четверти часа, как мы с Клодом и еще парочкой новобранцев, польстившихся на обещанное щедрое вознаграждение, попрощавшись с де Кресси, налегли на вёсла в большой шлюпке, держащей курс к снимающемуся с якоря красавцу-кораблю, на котором тут и там раздавались команды готовиться к отплытию.
Берег становился всё дальше и дальше, пока совсем не исчез из виду. Вот и всё, что останется в моих последних воспоминаниях о Франции: серый неприметный берег и одинокая фигура на берегу, машущая нам вслед.
Де Кресси… Прощание с ним тяжелым бременем легло мне на плечи. Разрывающийся между любовью и долгом, он выбрал первое и сейчас сильно рисковал не только тщательно выстраиваемой карьерой, но и собственной головой, принимая участие в заговоре против короля. Людовик не простит полицейского, лишившего его новой игрушки.
Острым комком застряв в горле, слёзы душили, мешая вздохнуть. С трудом оторвавшись от тонкой полосы на горизонте, в которую превратился берег, я перевела взгляд на возвышающееся прямо перед глазами судно, обещающее стать нам родным домом на долгие недели, а то и месяцы плавания, пока не достигнем конечной цели. А цель у меня теперь была одна – Боравия.
Не знаю, сколько времени это займет, но однажды я верну себе принадлежащий по праву трон и покараю врагов, лишивших меня родных и заставивших пройти через все выпавшие на мою долю испытания. Что бы ни случилось, я выживу и не позволю себе сломаться. Боравии нужен сильный правитель, и ради чести доблестных предков я стану именно такой.
Шлюпка со стуком ударилась обо что-то твёрдое, окончательно вырывая меня из мира мечтаний. Почувствовав прикосновение Клода к руке, я посмотрела наверх, откуда только что спустили веревочную лестницу, с помощью которой нам предстояло взобраться на борт корабля.
* * *
Патрису приходилось прилагать неимоверные усилия, чтобы заставить себя стоять на ногах, что, учитывая количество выпитого за последние дни, можно было смело приравнять к героическому поступку.
Малейшее движение головой доставляло такую сильную боль, что слёзы сами собой наворачивались на глаза, грозя серьёзно подмочить его репутацию отважного и не знающего слабости капитана. По вине зеленоглазой сирены, преследующей его из-за каждого угла, он превратился в настоящее желе, мало напоминая того Патриса де Сежена, которым был ещё совсем недавно.
Ну всё, хватит! Этому пора было положить конец!
Он встряхнул головой, прогоняя мучающие мысли, и, морщась от нового приступа стреляющей боли в глазах и висках, хрипло велел ждущему неподалеку помощнику:
– Я к штурвалу, Саид. Снимаемся с якоря.
Стараясь не шататься и контролируя каждый шаг, он прошёл мимо взбирающихся на борт новобранцев и поднялся на капитанский мостик, даже не взглянув в сторону ахнувшего при его появлении юноши, едва успевшего ступить на палубу. Мальчишка бросился было назад, но один из стоящих рядом матросов, толкнув его тяжелым башмаком в спину, заставил растянуться на дощатом полу:
– А ну назад, щенок! Ты подписал договор, так что жизнь твоя отныне принадлежит капитану и морскому дьяволу! Следующий! – скомандовал он, помогая появившемуся над поручнями новобранцу забраться наверх. Окликнув пробегающего мимо товарища, он кивнул в сторону новоприбывших: – Уго, объясни новичкам их обязанности и покажи койки. Некогда мне возиться с этим сбродом, пора проверить паруса.
Патрис был хорошим капитаном. Всегда заботящийся о нуждах своих людей, он сумел создать для них достаточно приемлемые условия, благодаря чему те не испытывали лишений в течение долгих месяцев пути и чувствовали себя в относительном комфорте. Пройдя сложный путь от простого матроса до капитана и сполна хлебнув всех прелестей морской жизни, граф де Ламмер прекрасно знал, что чем довольней команда, тем меньше вероятности того, что она устроит бунт в открытом море и низложит командира. А потому, кивнув в сторону криками приветствовавших своего кэпа моряков, он, испытывая адские мучения, преодолел последние ступеньки треклятой лестницы и, подойдя к штурвалу, вцепился в колесо. Последние действия отняли много сил, ужасно хотелось хлебнуть рома, способного моментально вернуть ясность ума и хорошее настроение, но он не мог себе этого позволить. Капитанами военных или торговых судов частенько становились лица, далёкие от навигации и знания морского дела. Обычно ими были вельможи, купившие себе патент или получившие его в дар от монарха за особые заслуги. Но капитаном пиратского корабля мог стать далеко не каждый. Пираты путем голосования сами выбирали себе вожака, чьим приказам следовали безоговорочно. Их лидер, многократно проверенный в сражениях, должен был быть блестящим стратегом и обладать сильным характером и непоколебимой волей, для того чтобы держать в кулаке свой экипаж. Капитан не имел права на слабости и всегда и во всем был первым, ведь именно на него равнялись все до последнего матроса. Для них он – лидер, вожак, способный вести их хоть на край света, минуя подводные рифы и течения, легко находящий путь и без компаса прокладывающий путь по звёздам. Он был богом, господином, хозяином, а значит, он сдохнет прямо здесь, на этом самом месте, но не позволит никому усомниться в том, что он – лучший.
* * *
О Господи… – простонала я, скидывая превратившиеся в неподъёмный груз башмаки и с наслаждением откидываясь в гамаке, который до конца путешествия должен был служить каждому из нас кроватью.
Первый день на «Смерче» оказался вовсе не таким простым делом, как казалось в самом начале. По словам нанимателя, жизнь моряка – сплошная романтика, весь день дышишь свежим солёным воздухом, любуешься ласковой морской гладью и проплывающими мимо серебристыми стайками рыб, да и знай себе натягивай паруса по команде капитана. Но на деле все оказалось гораздо менее романтичным, чем представлялось. После того, как новобранцам, промучившимся несколько часов с развертыванием парусов и стягиванием канатов, с грехом пополам, минуя течение, удалось выйти в открытое море, им вместо вкусного завтрака или сытного обеда всучили в руки палки с привязанными к ним распущенными веревками, именуемые швабрами, и заставили скрести и мыть, или, как это называлось, драить, палубы. Это нужно было для того, чтобы дерево, из которого состоял настил для палубы, не прогнило и не рассыпалось под ногами из-за скопившейся в ней соли и лишней влаги, способствующих появлению грозного врага каждого моряка – плесени. Но вот хоть убей было непонятно, как можно смыть соль с дерева с помощью соленой морской воды?
