Стукнувшись в кромешной темноте лбом о какой-то ящик, да так сильно, что из глаз посыпались искры, я не сразу поняла, что тусклый, едва различимый свет, пробивающийся из-за сложенных в огромную гору бочек с кислой капустой и солониной, не плод моего воображения. Помотав головой и убедившись, что огонек никуда не исчез, я, едва дыша и стараясь не шуметь, двинулась в том же направлении, моля Бога не наткнуться на кого-нибудь из команды, ошивающегося в трюме в столь поздний час.
Обойдя последнее препятствие, я очутилась возле небольшой клетки, освещенной почти угасшим огоньком подвешенного сверху фонаря, в самом углу которой, к своему ужасу, я увидела лежащего вниз лицом человека. Света было недостаточно, чтобы рассмотреть его внешность и то, во что он был одет. Мне были видны только длинные темные волосы, разметавшиеся на полу и скрывающие его лицо, да совершенно не соответствующие мрачной обстановке трюма белоснежные чулки, больше подходящие какому-нибудь придворному щеголю его величества, чем узнику на пиратском корабле. Я бы еще долго, наверное, стояла и раздумывала о таких мелочах, когда новый приступ кашля вновь скрутил несчастного, и, больше не раздумывая над дальнейшим, я бросилась к клетке и попыталась открыть дверь, но безрезультатно. Огромный висячий замок, издевательски скалясь пустой скважиной, оказался между мной и умирающим.
Напрасно я, напрягая зрение, осматривалась по сторонам в надежде обнаружить висевший где-нибудь ключ или хотя бы то, что помогло бы мне отпереть чертов замок. Все было напрасно, узник был обречен. Чуть не плача от совершенно непонятно почему охватившего отчаяния, я бросилась на колени возле клетки и, протянув руки сквозь прутья, постаралась перевернуть несчастного.
– Месье, не бойтесь, я здесь, с вами. Ну же, помогите же мне… Если вас не перевернуть, вы задохнётесь. Да чтоб вас… Месье…
Только с четвертой попытки мне удалось осуществить задуманное. Во время очередного приступа человек непроизвольно откинулся назад, и я, воспользовавшись моментом, смогла подхватить его и перевернуть на спину. Но стоило мне бросить беглый взгляд на его поросшее щетиной лицо, покрасневшее от душившего кашля, как меня отбросило назад.
«Нет! Не может быть!»
Крошечный огонёк фонаря почти погас, но и его хватило для того, чтобы я с первой же секунды смогла узнать лежащего передо мной человека.
Ренард?!
Глава 28
Патрис передал штурвал старшему помощнику и устало потер покрасневшие от недосыпа и многочасового напряжения глаза. Отказ от выпивки, которой он старательно накачивал себя в последнее время в попытке забыть перенесенное оскорбление, сильно сказывался на его внутреннем состоянии, рождая ощущение закрученной до упора пружины, готовой рвануть в любой момент. И кто может знать, что случится с теми несчастными, которые попадутся на глаза взбешенному капитану?
Он уже не единожды успел пожалеть о легкомысленном решении отправиться в плаванье тринадцатого, так как набранная часть команды, вся сплошь состоявшая из сухопутных крыс, не имела и толики знаний о жизни моряков и того, что могло ожидать их в пути. Проклятье! Вместо того, чтобы уверенно вести корабль на Тахмиль, Патрис и его люди вынуждены были нянчиться с никчёмным сбродом в попытках научить его азам морской науки в самый кратчайший срок.
Отдав еще парочку команд и велев не спускать глаз с горизонта, он, простоявший всю ночную вахту за рулевым колесом, отчаянно нуждающийся хотя бы в получасовом сне, спустился с мостков, чтобы проследовать в каюту, когда его внимание привлекла маленькая фигурка, прижавшая к груди какой-то сверток, осторожно крадущаяся в сторону приоткрытого люка трюма. Осмотревшись по сторонам, она, как маленький зверек, молниеносно юркнула вниз, не забыв прикрыть за собой решетку.
Самое странное, что кроме самого Патриса этого, казалось, никто не заметил. Сон как рукой сняло. Как знать, а не было ли это делом рук его врагов, и не пытается ли маленький негодяй пустить на корм рыбам его судно вместе с экипажем? Выхватив висевшую на боку саблю, он, подойдя к люку, проделал те же манипуляции, что и негодяй до него, и, стараясь не производить шума, осторожно спустился вниз.
Ему понадобилось несколько мгновений, чтобы глаза привыкли к полумраку, прежде чем двинуться дальше. Замерев на месте, он прислушался, пытаясь по звуку определить местоположение мальчишки. Услышав шорох шагов где-то впереди, он, занеся оружие, осторожно обогнул препятствие в виде ящиков и бочек с припасами, надеясь поймать предателя с поличным, но пораженно застыл на месте при виде представившейся глазам картины: опустившийся на пол возле клетки мальчишка, деликатно поддерживая одной рукой сквозь прутья решетки голову пленника, другой заботливо обтирал его лицо смоченной в воде тряпицей. Закончив процедуру, он, несмотря на вялые протесты мужчины, помог ему сесть, прислонившись спиной к ограждению, и достав из свертка небольшой матросский паёк, видимо, припрятанный с завтрака, принялся кормить узника, совсем как заботливая мамаша, уговаривая его съесть хотя бы ложечку из принесенного угощения.
Сердце Патриса на миг сжалось при виде того, в какое ничтожество всего за пару суток превратился пленник, который еще совсем недавно являлся образцом истинного придворного при дворе его величества. В планы Патриса не входила смерть брата, которого он, несмотря ни на что, в глубине души любил. Нет! Он всего лишь хотел показать изнеженному маменькиному сыночку крошечную часть тех трудностей, что пришлось испытать ему по их с матерью вине. Ренард должен был на собственной шкуре понять, почему брат больше не доверяет ему и не желает иметь с ним ничего общего. Собираясь для устрашения продержать его в клетке несколько дней, Патрис бы пересадил его на любой торговый корабль, держащий курс к французским берегам, и вернул бы братца обратно, строго-настрого запретив появляться ему и его родительнице в своих владениях.
Сильный приступ кашля, скрутивший тело Ренарда, заставил Патриса побледнеть. Он и не догадывался о том, что брат болен. Первой мыслью было броситься вперед и, оттолкнув мальчишку, вынести занемогшего на воздух, но то, что произошло в следующее мгновение, пригвоздило его к месту.
– Ренард, боже мой, ты так страдаешь, а я не могу открыть чертов замок, чтобы освободить тебя! – То, что мальчишка обращался к его высокородному брату просто так, по имени, несколько покоробило Патриса, негативно относившегося к любому проявлению мужеложства. На своем корабле он этого не терпел, тщательно отбирая команду, и то, что его брат мог оказаться одним из тех, кого он на дух не переносил, заставило сжать кулаки.
– Шанталь, мне так жаль… Я виноват перед тобой… Прости меня, если можешь…
«Шанталь?!» Патрис озадаченно нахмурил брови. Что это значит? Почему брат зовет мальчишку женским именем?
Ничего не понимая, он сделал было шаг вперед, когда услышал такое, отчего в бешенстве заскрипел зубами.
– Я не держу на тебя зла, Ренард, и уже давно простила. Не застань я тебя тогда в постели с Нинон, возможно, совершила бы самую огромную ошибку в своей жизни – стала бы твоей женой. Но произошедшее на многое открыло мне глаза, и теперь я точно знаю, что мне делать дальше. Что же касается тебя, то, как только судно пристанет к берегу, мы с тобой распрощаемся и больше никогда не увидимся.
