– Я вынуждена, – медленно проговорила Скарлетт и взглянула на него. – Но что же мне делать с газетой?
– Не знаю, – честно ответил Бо.
Газета уже долго была головной болью Скарлетт. Скорей всего в один прекрасный день она тихо умрет или будет приносить им одни убытки.
– Я думаю, надо продавать ее. – Конечно, есть еще Фредди, но одному Богу известно, чем он захочет заниматься, когда вырастет.
Бо с сожалением взглянул на Скарлетт: – Я виноват. Но иначе не могу.
– Я знаю, – она улыбнулась. – И я люблю тебя таким, какой ты есть.
– Это значит… – Бо не закончил, а Скарлетт засмеялась и кивнула головой, обнимая его за шею и притягивая к себе:
– Можешь ехать… не привяжу же я тебя к своей юбке. – Кто знает? Может быть, он преуспеет в театре. Она совсем не знала это дело, и оно казалось ей непостижимым:
– Между прочим, что за человек, дядя твоего друга?
– О, это такой прекрасный человек, – и он назвал ей имя, которого Скарлетт никогда не слышала. Но судьба Бо была решена. Он едет в Нью-Йорк.
ГЛАВА 24
Дом был полон шума и гама еще несколько дней после того, как Бо уехал. То и дело забегали его друзья, спрашивали, не сообщил ли он уже что-нибудь.
Было трудно предположить, что Бо сделает карьеру, хоть в чем-нибудь. Может быть, Нью-Йорк окажется именно таким местом, но Скарлетт очень в этом сомневалась. О жизни нью-йоркской богемы ходило много слухов. Говорили, что театральные звезды очень экстравагантны, постоянно устраивают сумасшедшие гонки на автомобилях, которые только что там появились, буйные оргии на вечеринках. Скарлетт не представляла ту жизнь. Она была совсем другая. Впрочем, Бо будет полезно посмотреть на эту жизнь самому и добиться успеха или навсегда забыть о театре.
После долгих раздумий и расчетов Скарлетт решила все-таки продать газету. Серебряные рудники в Лидвилле приносили большой доход, у Ретта был также приличный пакет акций одной из чикагских компаний, так что о будущем можно было не беспокоиться.
Продолжали поступать значительные средства и из Атланты. Во всяком случае, эти дела она всегда может проконтролировать, чего не скажешь о газетном производстве. Газетный мир был так непонятен ей, оказалось, что одной деловой хватки тут недостаточно. Надо было обладать еще чем-то. Каким-то особым чутьем, чтобы делать газету. «Наверное, Эшли смог бы. Но она не станет обращаться к нему, чтобы не подавать ему ложных надежд. Для нее уже давно и окончательно ясно, что Эшли ей не нужен… У нее… есть Ретт. И она останется ему верна».
Скарлетт, конечно, не привыкла отступать, но и здравый смысл был всегда при ней. Дело, которое не идет, не ее дело.
Через несколько дней Рон сообщил, что де Янгс обдумывали покупку газеты, а через месяц поступило предложение от издательской группы в Сакраменто, которая была готова купить газету в Сан-Франциско немедленно. Высказывал желание купить газету и Джон Морланд, причем, готов был оплатить счет тут же. Он уже не раз делал это предложение Скарлетт, и Рон считал, что его надо принять.
Летом, вернувшись после отдыха на озере, она сказала Рону, чтобы он предложил газету Джону Морланду. «А если Ретт вернется, и ему захочется иметь газету, он всегда может вернуть ее. Барт не откажет». – Скарлетт даже вздрогнула, поймав себя на том, что теперь при мысли о возвращении Ретта, она всегда начинает с «если». Раньше было иначе. Даже в самых своих потаенных мыслях она говорила «когда» – «Когда Ретт вернется…» Неужели она потеряла уже всякую надежду.
А между тем Бо писал о жизни в Нью-Йорке, которую Скарлетт с трудом могла понять, о звездах театра и людях, с которыми Бо познакомился. Он посмеивался над женщинами, украшенными поддельными бриллиантами и укутанными в меха, с бегающими за ними догами. Бо хорошо проводил время с первого же дня приезда, полностью окунувшись в театральный мир. Дядя друга, действительно, как и обещал, принял в судьбе юноши участие, дал ему работу помощника режиссера, обучая профессии с самых азов. И через две недели Бо собирался начать работу над первым спектаклем.
– Я верю, что наш Бо в одно прекрасное время станет звездой, – уверяла Салли. Девочка уже подросла, и жизнь Бо в Нью-Йорке казалась ей восхитительной. А еще больше увлекательной считала ее Кэт. Она превратилась в настоящую красавицу. С годами ее задумчивая сдержанность перешла в загадочность, что делало Кэт еще более привлекательной. Скарлетт все больше убеждалась, насколько заметным ребенком станет ее дочь, и как заинтересованно смотрят на нее прохожие. Это, казалось, пугало и саму Кэт. Она до сих пор не могла окончательно прийти в себя после гибели отца. Сказался и отъезд Уэйда с Бо, девочка стала еще более замкнутой и отрешенной. Кэт всегда спокойно чувствовала себя с матерью, была раскрепощена и беззаботна, но среди чужих людей она терялась и впадала в панику. Девочка была особенно привязана к Бо, пока он не уехал. Она неотступно следовала за ним повсюду, иногда ночами сидела на лестнице, ожидая, пока кузен не вернется с какой-нибудь вечеринки. Со дня отъезда Уэйда Кэт, буквально, прилипла к Бо, как когда-то много лет назад была неразлучна с отцом.
Теперь она постоянно спрашивала, поедут ли они в Нью-Йорк навестить Бо, и Скарлетт обещала, что они непременно сделают это, хотя сам он обещал приехать к ним на празднование Дня Благодарения.
Газета была, наконец, продана Джону Морланду. Со вздохом покинула Скарлетт в последний раз бывший кабинет Ретта, который сейчас был занят новым редактором, принявшим газету в свои руки. Но в сознании каждого этот кабинет оставался кабинетом Ретта Батлера. На стене до сих пор висел портрет Кэт, стоящей рядом с отцом. Барт просил оставить его, но Скарлетт не согласилась. Она все-таки сняла фотографию. Остальные вещи, им принадлежащие, были упакованы и вывезены ранее, это оставалась последняя. Скарлетт бережно завернула ее, подписывая последние бумаги.
– Ну, вот и все, – Скарлетт взглянула на Рона, который был на процедуре подписания бумаг в качестве адвоката. Здесь же был и Барт.
– Мне очень жаль, что все так закончилось, Скарлетт, – Барт подошел к ней и взял за руку. – Но как только ты захочешь вернуть газету, она будет твоей.
– Спасибо, Барт. Я не сомневаюсь в этом. Приезжай к нам вечером.
Вышли они вместе с Роном, и он поинтересовался: – Как Бо? Скарлетт рассмеялась, прежде, чем ответить, вспоминая нелепости его последнего письма.
– Не думаю, что он был когда-нибудь более счастлив. Он мне кажется немного сумасшедшим. Но ему нравится его жизнь сейчас.
– Я рад. Газета, конечно, была не для него. – Рон никогда не говорил об этом, но ему всегда казалось, что Бо мог бы разорить газету.
Они еще некоторое время стояли у входа в редакцию. Скарлетт знала, что ей придется еще не раз обратиться к Рону по другим вопросам, не связанным с газетой, и Рон это знал и готов был оказать ей любую услугу.
