– Чем могу?
– Я – Якоб Меллинг из Ниена… Нет ли у вас, любезнейший, рыбьего зуба, только не желтого, а как слоновая кость?
– Рыбий зуб? Как не быть! Не знаю, как слоновая кость, но белого поглядим.
Услыхав пароль, купец тут же сказал отзыв и, приложив палец к губам, плотно прикрыл дверь.
– Тсс, человече! Тут и стены уши имеют, а уж двери-то – и подавно. Слава богу, Стриж покуда в отъезде. Тсс!
Немного постояв у двери, Амос накинул на плечи плащ и, приглашающе махнув рукой, загрохотал по лестнице вниз.
– Тесновато тут у вас, – спускаясь следом, хмыкнул Никита Петрович.
Купец негромко рассмеялся:
– А то ж! Наверху, почитай, две клетушки. Одна – ты видел – на двоих человек – но тут обычно и пять, и шесть обретаются. Ну и вторая – на полдюжины, там и двадцать бывало.
– В тесноте, да не в обиде!
– Как раз в обиде. За постой хозяин полталера в неделю дерет! И за каждую лошадь – по гривне, и летом, и зимой. Жаловались на него в рат – да покуда бесполезно.
– Ну, дай Бог, скоро Рига нашей будет.
– Дай-то Бог! – миновав двор, Амос наскоро перекрестился и направился к рябиновой рощице, что начиналась почти сразу же от дороги.
– Скоро нас всех, русских, хватать зачнут, – на ходу бросил торговец. – Удивляюсь, как еще не начали.
Бутурлин тряхнул головой:
– Так съезжайте! Чего теперь ждать-то?
– Так тебя, мил человеце, и ждал, – замедлив шаг, купец повернул голову и усмехнулся. – Нешто можно Афанасия Лаврентьича приказанье не выполнить? Вот и ждал.
– А не дождался бы?
– Как арестовать пришли бы – сразу б и сбег, – признался Амос. – У меня на Двине-реке лодчонка запрятана. Сегодня на ней и рвану.
– С Богом, – улыбнулся Никита Петрович.
– Ну, все, мил человеце. Пришли. Ты тут постой на сторожке.
Привезенные деньги ушлый купец, конечно же, на подворье не хранил, а закопал невдалеке, вот здесь, в рощице, меж корней старой рябины.
– Тут полста ефимков, плюс еще перстни, кольца… – вытащив из земли небольшой сундучок, торговец откинул крышку. – Думаю, должно хватить.
– Хватит, – забирая сундучок, покивал Бутурлин. – Тем более до прихода царева войска не долго осталось ждать. А там, даст Бог, и Рига – наша.
– Дай Бог, – охотно поддакнув, купец посветлел лицом. – Ужо отольются тогда все наши обиды. А Стрижа этого – на рябине вздернем.
Сказать по правде, сундучок с деньгами и кольцами несколько смущал Бутурлина, лоцман как-то не подумал о том, что денег может оказаться так много. Не особо-то тяжело, конечно, но неудобно, приметно… А в поясной кошель не влезет. Эх, надо было хоть мешок с собой прихватить…
– Амос Сергеевич, друже! У тебя котомочки какой-никакой не сыщется?
– Да сыщется. Посейчас вон, на подворье зайдем.
– А стражники? Вдруг да про сундук спросят?
– Не спросят, – успокоил купец. – Привыкли уже. Купцы мы или кто?
Торговец оказался прав, на сундучок рейтары не обратили никакого внимания, как, собственно говоря, и на вошедших. Все трое стражей, расположившись возле старой рассохшейся бочки, азартно метали кости.
– Шесть – три!
– Хм… а ну-ка… Пять-пять!
– Ну, парни… мне тут с вами совсем нечего делать…
– Давай, давай!
– Бросай, Готлиб.
– Играй, раз уж начал играть.
Поднявшись на второй этаж, Амос и Никита Петрович пересыпали сокровища в кожаную сумку, и, едва только управились с этим делом, как со двора вдруг послышался шум – ржание лошадей, крики.
– Стриж приехал! – глянув в окно, купец недобро прищурился. – Не один… Еще солдат привел! Знать, грабить собрался.
– Грабить? А кого? – не понял Бутурлин.
Амос покачал головой и вытащил из-под ложа пару пистолетов и саблю:
– Нас, мил человеце, нас! Сейчас ворвутся, дополнительную деньгу стребуют… А то – и все отберут!
– Вот это да! – не тратя времени даром, Никита Петрович принялся сноровисто заряжать пистолет. – Вот это порядочки. Как же торговать-то?
– А вот так и торговать, – торговец схватил второй пистолет. – Жаловались в рат, конечно. Как-то раз Стрижа даже под штраф подвели. Но на подворье оставили, аренду не сняли. Давай-ка, друже, сундуком дверь заставим. Вот так-то…
Между тем внизу, в людской уже слышалась грубая ругань. Вот кто-то кого-то ударил, кто-то вскрикнул… упал…
– Посейчас к нам ворвутся, – поднимая пистолет, тихо молвил Сергеев. – Больше тут грабить особо и некого. Давно уж съехали почти все.
И правда – загрохотали по лестнице грубые солдатские сапоги, кто-то пнул в дверь:
– Отворяй, Амос! Про должок свой помнишь?
Голос был хрипловатый, с этакой нагловатой ленцой – мол, все равно никуда вы от меня не денетесь!
– Ничего я тебе не должен, господин Стриж! – яростно выкрикнул торговец.
– Как же не должен? А жареную рыбу ты третьего дня где покупал? В Риге! А должен был – в лавке моей, здесь!
– То так, – Сергеев пригладил бородку. – Ну, так и цены у тебя…
– Ага! Вину свою признал! А ну, парни, выбивай дверь.
Амос выпалил первым! Затем, пока тот перезаряжал пистоль – пальнул и Бутурлин. Улыбнулся:
– Жаль, сабелька-то у тебя одна. А то б мы им тут устроили!
– Сейчас палить начнут. Давай-ка, друже, по стеночкам встанем…
И правда! На лестнице вдруг ухнуло, словно из пушки – и тяжелая мушкетная пуля, разнеся в щепки дверные доски, застряла в стене. Густой пороховой дым окутал всю комнату. Торговец утробно закашлялся… впрочем, на лестнице кашляли тоже. Ну, еще бы – мушкет.
Во дворе, под окном тоже толпились солдаты.
– Обложили… Ты с саблей как? – оценив ситуацию, быстро спросил Бутурлин.
– Да, правду сказать…
– Ясно. Тогда давай мне. Будешь стрелять!
– Ты хочешь сказать…
– Да. Пробиваться будем! Пока не опомнились, пока дым…
– Что же…
Подкинув на руке тяжелую польскую саблю, Никита Петрович недобро покусал ус и, обернувшись, подмигнул напарнику. Тот, правда, этого не увидел – дым.
– Ну, Амос Сергеевич… на раз-два… И-и-и… Раз-два… Взяли!
Раз – лоцман рванул дверь на себя.
Два – торговец выпалил в смутные фигуры дуплетом…
Три – прыгнув на лестницу, Никита Петрович взмахнул сабелькой… Махать неудобно было – тесно. Пришлось колоть. А кого и просто – ногой в челюсть!
