– У-у-у-у! – какой-то плотненький человек в коротком расшитом жемчугом камзоле, охнув, кубарем покатился вниз. За ним последовала пара солдат – а больше тут и не было, не помещались.
– Они окна сторожат… А мы сразу рванем к лесу!
– Помоги, Господи!
И впрямь – снаружи не ждали. Правда, рейтары сообразили быстро, ринулись, подскочили – первого Бутурлин тут же ранил в руку, второму рассек плечо… Третий предпочел убежать – наверное, за мушкетом…
– Лошади! Славно.
Вмиг отвязав лошадей, беглецы вскочили в седла и с маху вынеслись со двора, галопом направляясь к лесу. Котомочку Никита Петрович не забыл, а как же! Не этим же упырям оставлять. Послужат еще денежки на благое дело!
Позади послышались выстрелы, тяжелые пули просвистели над головами всадников. Лошадь под купцом вдруг подкосила ноги, упала, так, что Амос вылетел из седла.
Позади весело заорали.
– Вот ведь сволочи! – придержав лошадь, Бутурлин вскочил из седла. – Ты как, Амос?
– Да вроде жив.
– Пешком не уйдем. Давай на лошадь. За мной, сзади.
Так вот беглецы и поскакали, вдвоем, на одной лошади. А позади уже вовсю разворачивалась погоня! Гремели выстрелы, свистели пули. Солдаты стреляли, скорей, для острастки – в такой ситуации попади, попробуй! Ну, лошадь, однако, убили. Случайно.
Погоня быстро приближалась – пятеро всадников, и первым скакал тот самый хмырь в жемчужном камзоле.
– Юрий Стриж, – оглянувшись, бросил Сергеев. – Мало ты ему двинул.
– Ничего, огребет еще! – Никита Петрович покусал усы, соображая, что ж делать дальше?
Вдвоем на одной лошади – не уйти. Значит, надобно что-то придумать. Что-то такое хитрое…
Впереди уже синел лес, рвались к небу могучие дубы и высоченные липы, сверкал влажными листьями густой подлесок… И вот оттуда, из чащи, вдруг ударил выстрел!
Однако… Кто бы это мог быть?
Впрочем, рассуждать пока было некогда. Действовать! И – как можно быстрей.
– Амос, идти сможешь?
– Да.
– Тогда спешиваемся… живо… ага…
Дальше лошадка поскакала одна, подстегиваемая криками и выстрелами. Беглецы же оказались в малиннике, да там и затаились на время. Густые колючие заросли надежно скрывали обоих, ежели нет собак – ни за что не найти. А собак-то у погони не имелось – не лаяли, нет. Хотя… неизвестно, как у тех, кто в лесу… и кто это вообще такие?
Из лесу снова послышались выстрелы. А затем появились и люди. Вынеслись на быстрых конях, казалось, из самой чащи. Лиц их Бутурлин не рассмотрел – далековато было… да и как-то стало вдруг радостно – лесные людишки явно решили напасть на подворье, вернее, на тех, кто только что оттуда прискакал. Рейтар – вместе с Юрием – было пятеро, этих же, лесных, по крайней мере, раза в три больше – целая шайка!
Завидев такое дело, солдаты во главе со Стрижом вмиг повернули лошадей и со всей возможною быстротой понеслись прочь, преследуемые отрядом лесных татей. Конечно, разбойники, кто еще это мог быть? На авангард русского войска они как-то не походили – ни на стрельцов, ни на служилых, ни на полки нового строя – тем более. Одеты – кто в чем. Кто-то в куцем немецком кафтане, кто – в жилетке с сорочкою, наподобие шведских мушкетеров, кто в чем. Палаши у них были, шпаги или сабельки – не рассмотреть. Но оружие огневого боя точно имелось – слышно.
– Сейчас они недругам нашим покажут! – выбираясь из зарослей, мстительно промолвил Амос. – Ужо!
– Ты сейчас к реке? – поднявшись на ноги, Никита Петрович погладил рукоять сабли и пристально осмотрелся вокруг.
– К реке, да… А тебе, я так полагаю, обратно в город нужно?
Бутурлин молча кивнул.
– Тогда лучше с беженцами, – со знанием дела предложил купец. – Их сейчас много. Из Динабурга, из Кокенгаузена… Пока в Ригу пускают всех. Многие, правда, следуют еще дальше – на корабль и в Швецию.
– Плохо, – к чему-то прислушиваясь, Никита Петрович покачал головой. – Наши союзники датские немцы что-то не торопятся посылать свой флот.
– Да на них разве надежда? – отмахнулся торговец. – Бусурмане, они бусурмане и есть. Ладно, мил человеце… Не спрашиваю, как тебя звать – понимаю, тайна сие. Но молиться буду.
– И я за тебя… Удачно добраться!
– И тебе Господь в помощь.
Беглецы обнялись, простились. Амос Сергеев пошел лесом – к реке, Бутурлин же остался возле дороги – дожидаться беженцев. Где-то совсем рядом все громче и громче звонили колокола. Видать, не показалось… Господи! Да это ж набат! Случилось что… Ага! Пожар, однако.
Горело подворье. Судя по распространению огня, его подожгли аж с четырех концов. Сожрав полдвора, хозяйственные постройки и телеги, оранжевые языки пламени хищно лизали крышу. Во дворе рядами лежали трупы, в большинстве своем – местные рейтары, правда, Стриса-Стрижа Бутурлин среди убитых не увидел. Наверное, все же сбежал, сволочина.
Что же касаемо русских приказчиков и купцов, то их на подворье уже оставалось мало – с началом войны съехали со всей возможной поспешностью, даже вот в двухместной каморке проживал один Сергеев. А в шестиместной, интересно, сколько? Как бы то ни было, именно там приняли первый натиск Стрижа и его алчных людишек. Нет, ну, посмотреть только! Хозяин подворья – ну, пусть арендатор – на голубом глазу грабит собственных же постояльцев, не пускает их в город, чинит всяческие неправды… Ох, и долготерпеливый же русский народец – какие-нибудь англичанишки давно бы этого гада Стрижа на собственных воротах вздернули, а московиты, вишь, терпят. Какого рожна, спрашивается? Все для барышей?
У трупов боязливо толпились зеваки, прибывшие из ближайших деревень. Тушить подворье, похоже, никто не собирался, даже прибывший вскоре шведский разъезд во главе с флегматичным красноносым капитаном, похоже, что немножко пьяным.
– А, пускай горит, – глядя на поднявшийся к небу огонь, махнул рукой капитан. – Все одно приказано пожечь все пригороды.
Ну, собственно, именно об этом говорил и Сергеев.
Горящее подворье шведов не заинтересовало, а вот трупы – да. Сам капитан даже спешился и велел перетащить убитых за ворота для последующего опознания. Опознали, к слову сказать, быстро.
– Это – Карл Ладвик, он у проезжих ворот живет, ну, там, в жилом доме…
– А вот это – Людвиг с Королевской улицы, рейтар.
– Ой! Я и того парня знаю…
Солдаты показывали пальцами и орали наперебой.
Цыкнув на них, капитан склонился над телами:
– Вот у этих двоих что за раны? Больно уж страшные… Вон, голова-то на честном слове держится… и кисть руки… Польская сабля? Палаш?
– Думаю, все-таки сабля, господин подполковник, – задумчиво обернулся кто-то из солдат. – Только не польская, а – абордажная. Я когда-то с голландцами по морям хаживал – такие раны видал.
