– Вальтер! Берите двоих и осмотрите во-он тот овражек, – придержав коня, вполголоса распорядился «фон Эльсер». – Только быстро!
– Слушаюсь, господин майор. Разрешите исполнять?
– Да-да, суб-лейтенант, исполняйте.
Шульце повернулся в седле с самым деловым видом:
– Капрал Векслер!
– Я!
– Рядовой Бенс!
– Я!
– За мной. Живо!
Поскакали. Отправились. Любо-дорого посмотреть. Помчались лугом… вот свернули к оврагу… скрылись в орешнике… Что-то долго нет… Хотя – пока там все осмотрят… Нет, все ж таки – долго. Мало ли там что? Придется выручать…
– Парни! Приготовились.
Лязгнули вытащенные из ножен палаши и шпаги. Щелкнули взведенные курки…
– Вон они, господин майор! Возвращаются. Едут.
– Вижу, – Бутурлин с облегчением сунул в седельную кобуру пистолеты.
По полю, пригибаясь к шеям коней, неслись трое всадников в высоких кавалерийских шлемах. Свои… Ну, то есть – эти…
– Позвольте доложить, господин майор!
– Докладывайте.
– Чисто, господин майор. Ни в поле, ни в овраге, ни в орешнике никого нет.
Доложив обстановку, Шульце вскинул голову, с готовностью исполнить любой приказ. Что ж, может, и выйдет из него достойный офицер… наверное, выйдет.
– За мной, – махнув рукой, Никита Петрович пустил коня вскачь.
Полетели из-под копыт синие васильки да желто-белые красавицы ромашки. Хорошие цветы, крупные. Из таких бы девкам венки вить да пускать по реке на Ивана Купалу – гадать на женихов! Интересно, местные девы так вот – венками – гадают? Наверное… Впрочем, не до венков нынче – война.
Впереди, за кустами показались кирпичные стены госпиталя в окружении кустов сирени и жимолости. Не такие уж и развалины – что-то да, разрушено, сожжено, а что-то и уцелело. К примеру – небольшой флигель и церковный притвор.
Въехав во двор, солдаты спешились, и «риттер фон Эльсер» принялся раздавать указания:
– Вы, парни, к лесу… Вы – со мной – к реке… Осталось море…
Вальтер Шульце молодецки выпятил грудь, обтянутую недешевым лосиным колетом:
– Я могу к морю, господин майор!
– Хорошо! Возьмите двоих и будьте осторожны – место открытое.
Ратники исполнили приказ быстро, но без суеты. Суб-лейтенант с двумя напарниками отправился к морю, четверо – к лесу, и еще трое рейтаров выжидающе смотрели на своего командира.
– Поезжайте, – проводив взглядом уехавших, махнул рукой «риттер». – Я вас нагоню. Если что – ждите на берегу в ольховнике. Ясно?
– Ясно, господин майор! Разрешите исполнять?
– Исполняйте!
Уехали. Ускакали. Все! Наконец-то Бутурлин остался один, пусть даже и на короткое время. Ничего, хватит времечка, всегда хватало. Для того ведь сюда и явился, для того в разведку и вызвался.
Достав из-за пазухи свернутый вчетверо клочок желтоватой шведской бумаги, Никита Петрович подошел к притвору и осторожно вытащил третий снизу кирпич… Вытащил… и замер, почувствовав на себе чей-то взгляд!
Глава 7
Моросящий с утра дождь сделал перила кормовой надстройки какими-то осклизлыми и неприятными на ощупь, так что гере Йонс Скарберг, судовой врач «Пестрой медузы», выйдя из каюты, поморщился и непременно сплюнул бы за борт, коли б не считал себя бывалым моряком, а моряки, как известно, в море не плюют – чревато! Нет, с другой стороны, корабль – он всегда мокрый, но одно дело – соленые брызги волн, и совсем другое – мелкая нудная морось. Второй день уже моросило… да пожалуй что – и третий. Что поделать – Балтика!
Гере Скарберг вздохнул, с ностальгией вспомнив благословенные океанские воды и палящее солнце Золотого берега, шведской колонии в Юго-Западной Африке, основанной несколько лет назад капитаном Хенриком Карлоффом. Крепость, заложенную на отбитых у местных дикарей землях, так и назвали – Карлсборг.
Губернатором колонии стал ее основатель, Карлофф, с коим судовой доктор не особенно-то и приятельствовал, однако и врагом не считал. Обычные были отношения, ровные, но без дружеской близости… И это сейчас было очень хорошо! Не так давно господин Карлофф вусмерть рассорился с королевским посланцем и был тут же смещен, да мало того, что смещен – арестован!
«Пестрая медуза» – добротный трехмачтовый пинас (или «пинасса», по-разному называли) – должен был доставить опального чиновника пред светлые очи короля Карла Густава, и уж там, в Стокгольме, Карлоффа ожидал справедливый суд и, скорее всего, плаха или даже четвертование, о чем бывший губернатор вполне себе догадывался… А потому и сбежал, едва «Медуза» оказалась у датского берега! Просто бросился в море, прогуливаясь по кормовой палубе в компании старшего помощника капитана. Надобно сказать, плоская, словно обрезанная ножом, корма пинаса, весьма способствовала сему рискованному прыжку. Да лучше уж разбиться и пойти на корм рыбам, чем смотреть, как тебе распорют живот и будут вынимать внутренности на потеху собравшейся на Сторторгет толпе…
Ах, Сторторгет, Торговая площадь… Господин Скарберг невольно улыбнулся, вспомнив родной дом, до которого оставалось уже так мало! Скоро, скоро уже… Правда, кроме сбежавшего преступника, на корабле имелось еще кое-что, достаточно нехорошее дело, да, откровенно-то говоря – плохое. Нет, с кораблем все оставалось в полнейшем порядке… чего нельзя было сказать об экипаже!
Первым заболел юнга. Жизнерадостный проворный мальчишка начал кашлять, слег в лихорадке и очень быстро зачах, умер. Еще тогда, при осмотре трупа, доктор обратил внимание на припухлости под мышками и в паху – «бубоны»… Правда, не так уж они сильно выделялись… да и, честно сказать, врачу не очень-то хотелось верить собственному чутью. Ну, мало ли что там могло произойти с этим юнгой? Сорванец же вполне мог и съесть какой-нибудь ядовитый плод.
Мог, да… Однако через пару дней похожие симптомы обнаружились еще у троих матросов и – о, пресвятая дева! – у самого капитана. Все скончались в страшных мучениях, быстро, один за другим. Увы, никаких сомнений больше не оставалось – моровая язва, как тогда именовали чуму!
Гере Скарберг тут же объявил карантин, всех заболевших изолировали на баке, и таковых набралось полтора десятка человек. Остальные вроде как оставались здоровыми, по крайней мере – пока, но что будет дальше, знал лишь один Господь, на его милость нынче и уповал доктор. Впрочем, уже совсем скоро – дом, а дома и стены помогают!
– Поворот оверштаг! Приготовиться!
Громкий голос первого помощника капитана оборвал раздумья врача. Послышался свист боцманской дудки, по палубе забегали матросы, полезли на мачты, зарифляя паруса. Первый помощник, а ныне – капитан, господин Бьерн Свенсон, высокий белобрысый парень лет двадцати пяти, несмотря на молодость, уже считался бывалым моряком и весьма ушлым суперкарго. Ну, еще бы – иметь столько знакомств в самых разных портах! Так почему бы и не иметь, молодой Свенсон был человеком веселым и доброжелательным, при этом весьма умным, пройдошливым даже, и, кроме родного шведского, прекрасно говорил по-английски и по-голландски, не считая того северо-немецкого диалекта, что был в ходу на Балтике. Так что с новым капитаном «Пестрой медузе» повезло – это все признавали.
