Ее портреты.
– Чего улыбаешься? – спросила Анджела, заглядывая в подсобку.
– Да Курта Миллера вспоминал, – ответил Адам.
– Он такой милый. Жаль, что переехал.
– Видно, не очень-то и жаль: вы даже не зафрендили друг друга в соцсетях.
– Я не настолько отчаялась.
– Еще я вспоминал Филипа Мэтисона.
– Филип Мэтисон – парень, лишивший невинности Адама Терна. – Она понимающе кивнула. – Кому-то срочно необходим утешительный секс.
– Хочется смыть с себя Уэйда.
Анджела опять села рядом.
– Мне надо бежать обратно в зал, но… Ты же знаешь, что хандрить – это нормально?
– Знаю. И я искренне за тебя рад. Но это не мешает мне жалеть себя.
– Из-за Уэйда? Адам…
– Я не могу сейчас потерять работу. Мне и универ-то вряд ли светит…
Завибрировал мобильник. Сообщение от Марти. Анджела прочитала его вместе с Адамом: «Не вечно гневается он, ибо любит миловать. Михей 7:18».
– Нет, ну кто вообще цитирует Михея? – вопросил Адам.
– И кто в данном случае «он»? – добавила Анджела.
– Это Марти типа так извиняется. Наверное. У него ужасные взгляды по некоторым вопросам, но он не самый плохой человек на свете.
Анджела вздохнула:
– Езжай-ка ты к Линусу. Смой с себя Уэйда. Получи порцию любви. А вечером увидимся.
– На прощальной вечеринке, где я теперь буду прощаться заодно и с тобой?
– Если хочешь, можем съесть все сорок пицц у меня дома.
Адам грустно улыбнулся.
Анджела тоже.
– Брось, скучать по мне пока рано. Ну все, вали. Мы что-нибудь придумаем, вот увидишь. Сейчас тебя ждет Линус. – А дальше она повторила слова, которые часто говорила ее мама: – Если тебе представился шанс кого-нибудь поцеловать, не упускай его – потом всю жизнь жалеть будешь.
Она тянется к фотографиям, хочет их потрогать, но в последний момент замирает.
– Это же я, – потрясенно шепчет она. – Вот кем я была!
«Вот кем она была», – думает Королева, когда на долю секунды их души разъединяются: еще чуть-чуть, и она выйдет из этого тела, посмотрит на него со стороны. Королева чувствует свое могущество, в ней бурлит сила водной стихии – сила, что подчиняется одной лишь луне. Если бы сняли запрет, она бы сровняла с землей этот дом, это тело, да хоть весь город, но нельзя…
– Что?.. – говорит Королева уже своим голосом. – Как?..
Сию же минуту этот слабый дух, этот залетный слабый дух, который ни при каких условиях не мог получить над ней власть, окружает ее, связывает по рукам и ногам, причем сам не замечая ее присутствия. Дух использует ее как средство передвижения. Забыв обо всем, Королева возвращается в прежнее тело, и оно с готовностью ее принимает.
Она скользит взглядом по фотографиям. Разумеется, на каминной полке нет ни одного фото с руками убийцы или черными синяками на ее горле.
– Я была здесь несчастна.
Она отправилась на поиски счастья, а вместо него нашла пустоту и оцепенение. Но разве можно надеяться на большее?
Ей становится понятно, зачем она пришла. Это ее дом. Ее сюда тянуло. Даже в тот миг, когда руки Тони душили ее, а в висках кипела кровь – что могло свидетельствовать лишь о необратимой травме, – даже когда она на мгновение пришла в себя на илистом дне озера и поняла, что тонет, даже в те страшные мгновения она думала о доме. Об этом самом месте.
И тут же она понимает свою ошибку.
– Да, раньше это был мой дом, – говорит она. – Но теперь он не здесь.
Фавн едва успевает вовремя убраться с дороги: по-прежнему его не видя, Королева разворачивается и уходит…
(хотя на мгновение… на долю мгновения…)
Она перешагивает через женщину…
И та приходит в себя.
– Кейти?.. – Женщина думает, что видит сон.
– Кейти умерла, – не оглядываясь, отвечает Королева.
Фавну остается лишь следовать за ней.
5
Свидание с Линусом в 14:00
Уже второй душ за день. Адам стоял под мелким горячим дождем в ванной Линуса, вдыхая пар, вымывая из волос запах мегакорпорации «Зло интернэшнл», запах тесной каморки Уэйда, запах Уэйда – и заодно, если уж на то пошло, запах пиццы и пулькоги.
Из-за шторки высунулась голова Линуса: его очки тут же запотели.
– Все нормально?
– Ага.
– Знаешь, Анджела права, – сказал Линус, снимая очки и очаровательно щуря большие полуслепые глаза. – Надо пожаловаться на него начальству.
– Можем поговорить об этом в другой раз?
– Конечно.
– Просто… Я голый, а ты слишком секси – не могу воспринимать тебя всерьез.
Линус улыбнулся – совершенно бродвейской, но, как ни странно, его собственной, а не выправленной брекетами улыбкой.
– Ты тоже ничего. Хотя в этой парилке тебя почти не видно. Точно не хочешь, чтобы я составил тебе компанию?
– Пока нет, но скоро я тебя позову. – Адам просто стоял под душем: вода стекала по его плечам и бледному животу, уже довольно заметному. Впереди его ждали долгие годы борьбы с жировыми складками. – Анджела уезжает в Голландию к тете. На целый год.
У Линуса отпала нижняя челюсть.
– Слушай, ну у тебя и правда было тяжелое утро.
– В каком-то смысле я действительно за нее счастлив.
– А в остальных смыслах?
Адам заглянул в его распахнутые глаза:
– Может, ты не будешь в ближайшее время переезжать?
– Вообще не планировал.
– Хорошо. Я-то, похоже, во Фроме застрял на всю жизнь, так что, если захочешь навестить – буду рад.
– Нет, ты обязательно отсюда уедешь. Мы все уедем. Каждый гей просто обязан жить в каком-нибудь большом прибрежном городе. Такое правило, типа.
Адам опять промолчал.
– Кажется, я сейчас потрачу всю твою горячую воду.
– Мы живем в самом дождливом городе Штатов. Как-нибудь перебьемся.
– Со мной что-то не так, Линус?
– Хм-м… Ты про нежелание эпилировать подмышки?
– Ой, нет. Ненавижу это дело. Я не Барби.
– Это точно. Даже близко не Барби.
– Я серьезно.
– Э-э… Может, ты иногда чересчур жалеешь себя?
