– Все пройдет, мой милый, – прошептала она. – Все пройдет.
* * *
Судно, на котором отплыли Мерьем и ребенок, было последним, вывозившим крымчан из Италии. Те, кто остался в лагере, были переданы советским солдатам. Все они шагнули в неизвестность. Большинство из них, как и Омер, покончили жизнь самоубийством.
Крымчане, сосланные в отдаленные уголки Советского Союза, до последнего не теряли надежды, как не теряли ее когда-то гонимые пламенем испанской инквизиции в 1492 году евреи, спасенные Османской империей. Однако мир вел себя так, словно их не существовало. И безызвестность та будет довлеть над ними еще долгие годы.
Какими бы зловещими ни были последующие события для тех, кто остался в лагере после отплытия корабля, судьба оставшихся на родине крымчан была еще более незавидной.
Уже спустя сутки после вторжения на территорию Крыма Красная армия нашла своих первых жертв. Молодые советские солдаты и агенты, в годы революции бывшие совсем еще детьми, а теперь взрощенные настойчивой идеологией большевистского режима, вновь получили возможность показать свою преданность власти. Они жаждали проучить Крым, столь дружелюбно распахнувший объятия для их врагов. Некоторые из этих солдат когда-то были отлучены от крымской земли, от молока матери и выросли в детских домах. Сами того не зная, они вернулись на свою родину, но они больше не являлись крымчанами. Теперь их отцом был Сталин, а родиной – Советский Союз.
Тем утром Эминов проснулся ни свет ни заря. Поднявшись с кровати, он начал совершать омовение для утреннего намаза. В дверь настойчиво постучали. Старик не сомневался в том, что за этим последует, и поэтому вел себя совершенно спокойно. В дверь постучали еще раз. Обсушив руки, мирза поспешил отворить ее. Перед ним стояло двое солдат.
– Товарищ Эминов! Вам приказано последовать с нами.
Мехмет, не сказав ни слова, накинул на плечи пиджак и взял в руки шапку. Он не хотел больше жить в мире, полном крови и насилия. Он последовал за пришедшими с высоко поднятой головой. Спустя какое-то время они пришли на кладбище Азизлер. Среди столпившихся у ворот людей он увидел пару знакомых из Алушты. Они с уважением поприветствовали его. Мехмет, прижав здоровую руку к груди, поприветствовал их в ответ. Какое-то время они наблюдали за солдатами, сновавшими по кладбищу туда-сюда. В конце концов старший по званию произнес:
– Значит, так, товарищи. Вот ваше задание. У нас есть трупы, которые нужно похоронить. И это дело вверено вам.
В тот момент к стоявшим подъехал грузовик. Красноармеец продолжил:
– Следуйте за грузовиком. Он остановится там, где вам предстоит работать. Там для вас подготовлены лопаты.
Каждому из работавших на руку повязали красную повязку.
Мехмет вздрогнул. Возможно, его заставляли рыть собственную могилу. Он понял, что их не оставят здесь просто так. Люди последовали за грузовиком. Они дошли до северной части кладбища, пока что свободной от могил. Солдат, спрыгнувший с водительского сиденья, открыл кузов грузовика, Мех-мет подумал, что сердце его больше не выдержит. Голова его гудела. Одного из молодых начало рвать. Один из алуштинцев, с белым как известь лицом, пробормотал:
– О, Аллах! Это невозможно! Хоть бы я умер и не видел этого!
Мехмет почувствовал, как его сердце, которое он давно считал зачерствевшим, ожило и закровоточило. А на его подслеповатых затянутых дымкой глазах проступили слезы. Значит, жизнь все еще могла причинить ему боль.
В кузове лежали сваленные в кучу, все в крови, изрешеченные пулями и избитые прикладами трупы.
Они принялись выгружать тела. Затем начали копать могилы. Мехмет копал землю с невиданным для его возраста усердием. Он не хотел, чтобы трупы его соотечественников лежали на земле. Ему казалось, что чем раньше их похоронят, тем раньше они встретятся с Аллахом. Он молился за душу каждого убитого, и каждое мертвое лицо словно рассказывало ему какую-то историю. Рассказывало до тех пор, пока не оказывалось погребенным под землей.
Не успели они похоронить всех несчастных из первого грузовика, как прибыл второй. Над телами не читали молитв, их не оплакивали любимые, над их могилами не ставили надгробных камней. Они были вынуждены ложиться в могилу без прощальных слов и даже без отдельного места.
Когда работающим позволили передохнуть, Эминов пошел к могилам самой младшей дочери и жены, покоившимся у самого входа на кладбище. Хавва и Захиде спали вечным сном. Сложив руки, он прочитал молитву. Когда он вернулся к прерванной работе, то с болью посмотрел в лицо юноши, которого предстояло похоронить следующим.
– О, Аллах! – произнес он. – Сколько лет этому мальчику? И в чем он мог провиниться?
Мехмет, не отводя взгляда от покойного, продолжил рыть могилу. Смотря на его детское лицо, он с еще большей ясностью осознавал, что жить дальше попросту не имеет права. Незачем – это раз за разом показывал ему Аллах. Жизнь казалась горше смерти. Да и к тому же разве он уже не умер десятки раз, пока рыл могилы для своих земляков?
– Если бы… – пробормотал он в сторону лежавшего трупа. – Если бы отдал Аллах мои последние годы таким, как вы, а меня забрал пораньше!
Его сердце словно сдавили кулаком. Краем глаза он заметил, как к нему сбоку подошел один из солдат. Стук бьющегося сердца заглушил звук приближающихся шагов. Он попытался глубоко вдохнуть, ноги свела судорога. Эминов пошатнулся. Он попытался устоять на ногах, опираясь о черенок лопаты. И, когда его лицо ударилось о сырую землю, кулак, сжимавший его сердце, разжался.
Лозы утраченной жизни
В середине лета 1945 года Мерьем, к тому времени уже обосновавшаяся в Стамбуле, сумела напасть на след своего родственника – Курта Сеита. Женщина не думала, что тот узнает ее, ибо, когда сын мирзы Эминова навсегда покинул Крым, она была совсем маленькой девочкой. Однако на новой земле родственники всегда обретали особую ценность.
Когда Мюрвет распахнула дверь и увидела робко представившуюся ей дальней родственницей молодую женщину, то она сразу же радостно предложила ей войти. Как же обрадуется Сеит вестям из дома! Поднявшись на второй этаж, Мюрвет открыла дверь в комнату мужа.
– Сеит, посмотри, кто пришел! – радостно сказала она, приближаясь к мужу. – Сюрприз!
Стоило только Мерьем последовать за хозяйкой дома и войти в комнату, она застыла в изумлении. Неужели этот прикованный к постели человек с белым как бумага лицом и впалыми глазами был тем человеком с фотографий, которые она видела в доме дяди Мехмета? Это невозможно! Должно быть, она пришла по неправильному адресу. Мерьем замерла на месте. Сеит приподнял голову и, внимательно посмотрев на незнакомку, воскликнул:
– О, Аллах! Мерьем! Маленькая Мерьем! Откуда ты взялась?
Мерьем удивилась и тому, что не ошиблась домом, и тому, что Сеит ее помнил.
– Как ты узнал меня, брат Сеит?
– Разве я мог тебя не узнать? Твой взгляд остался прежним. Ты ничуть не изменилась. Ничуть. Вылитая мать. Я узнал бы тебя, где бы ни увидел.
